По мере того, как уменьшалась ценность образования, византийская культура увядала и гибла. Каждое следующее поколение было менее образованным, чем предыдущее, менее способным понять истинную ценность обучения, и вскоре упадок стал прогрессировать. В начале VIII века пришлось выпустить закон, запрещающий портить старые книги, выбрасывать их или варить из них духи; к середине столетия императоры жаловались, что не могут найти сведущих чиновников, которые разбирались бы в праве. Своими иконоборческими разрушениями Константин V только усугубил упадок, объявив войну монастырям и сделав все возможное, чтобы уничтожить труды тех, кто не был с ним согласен. Поэтому монастырская образованность тоже пребывала в плачевном состоянии.
К моменту смерти императора-иконоборца общественное мнение обернулось против него. Окружающая его аура военных побед еще долго после его смерти обеспечивала ему популярность у армии — но в глазах большинства византийцев он был презренным тираном, чудовищем, заслуживающим только забвения. Они дали ему прозвище Copronymos — «дерьмоименный», а через столетие после его смерти его имя уже было настолько ненавистным, что толпа вломилась в усыпальницу императора, сожгла его кости и выбросила пепел в море.
Его сын, Лев IV, напротив, был куда более уравновешенным человеком. Он также поддерживал иконоборчество, но пытался смягчить допущенные его отцом перегибы. Если бы он прожил дольше, ему, возможно, удалось бы снизить напряженность, но, к несчастью для империи, он умер после каких-то пяти лет царствования. Вся власть перешла к его грозной супруге, женщине, господствовавшей над ним в жизни и полностью затмившей его после смерти.
Константин V выбрал невесту для своего сына, устроив всеимперский конкурс красоты. Он остановил свой выбор на Ирине, невероятно привлекательной сироте из Афин. Для главного иконоборца это был поразительно неудачный выбор. Ирина, выросшая на Западе, была страстной сторонницей икон, ни во что не ставила своего свекра и втайне считала восстановление иконопочитания делом своей жизни. Ее муж пытался обуздать ее, но спустя месяц после того, как он наконец-то запер ее во флигеле дворца, император умер — а Ирина распустила сомнительные слухи, что его смерть стала следствием божественного воздаяния. Поверили в это жители Константинополя или нет, они со скрипом признали Ирину регентшей при десятилетнем сыне, Константине VI. Таким образом трон оказался у одного из самых жадных до власти правителей в долгой византийской истории. Молодая императрица не ведала жалости к тем, кто стоял у нее на пути, и твердо намеревалась удержаться у власти, чего бы ей это ни стоило.
Следующие одиннадцать лет она правила железной рукой, тщательно смещая иконоборцев со всех важных постов и заменяя их своими сторонниками. К несчастью для империи, большинство ее лучших солдат и чиновников были иконоборцами, и их устранение нанесло огромный ущерб имперской армии. Солдаты, уже два года ее правления противостоявшие массированному исламскому вторжению, деморализованные и вымотанные, просто начали переходить на сторону противника и присоединяться к арабам. Унизительный и дорого обошедшийся мир, который пришлось купить Ирине, серьезно повредил ее популярности. Все настойчивей стали звучать голоса, требующие, чтобы она отказалась от регентства.
Однако военные неудачи и уменьшившаяся общественная поддержка мало что значили для Ирины. Она сосредоточилась на том, чтобы восстановить иконопочитание, и спокойно продолжала осуществлять свою политическую программу. Какими бы могущественными ни были императоры-иконоборцы, им не хватало полноты церковной власти, и попытка Константина V с организацией Вселенского собора никого не могла ввести в заблуждение. Ирина собиралась поставить вопрос об иконоборчестве перед всей церковью, будучи уверена, что весомость ее единогласного решения навсегда поставит крест на движении иконоборцев. Спешно были отправлены посланники к патриархам Александрии, Антиохии, Иерусалима и Рима с приглашением посетить то, что должно было стать восьмым и последним великим Вселенским церковным собором.
Он собрался в месте проведения первого собора, состоявшегося 462 год назад — в просторной церкви Премудрости Божьей в Никее, и его результаты вряд ли могли кого-то удивить. Иконоборчество было осуждено, но верующих предостерегли против превращения почитания икон в культ. Империя восприняла эти новости с облегчением, веря, что долгий кошмар наконец-то закончился. Иконоборчество шло на убыль десятилетиями, и только рвение императора поддерживало его. Когда оно было осуждено, в его защиту не раздалось ни единого голоса.
Читать дальше