Ларс Браунворт - Забытая Византия, которая спасла Запад

Спустя месяц с небольшим после восстания «Ника» началось строительство великого памятника правлению Юстиниана. Выбрав двух архитекторов, у которых воображения было больше, чем опыта, император велел им создать строение, подобного которому нет нигде в мире. Одного только размера было недостаточно — в империи имелось множество величественных памятников и огромных скульптур. Требовалось нечто другое, соответствующее рассвету нового золотого века. Стоимость не должна вас волновать, сообщил император архитекторам, но все должно быть сделано быстро. Ему было уже за пятьдесят, и он не собирался допустить, чтобы его наследник нанес последний мазок на созданное им полотно и объявил его своим.

Архитекторы не подвели. Отвергнув классическую форму базилики, которая использовалась на протяжении трехсот лет, они выступили с дерзким и новаторским замыслом. [73]Создав самый большой безопорный свод в мире, они утвердили его на квадратном основании и распределили его вес на ряд нисходящих полусводов и куполов. В постройку собора были вложены богатства всей империи. Каждый день из Египта доставляли золото, из Эфеса — порфир, из Греции — толченый белый мрамор, из Сирии и Северной Африки — поделочный камень. Даже старая столица обеспечивала материал для новой: колонны, некогда стоявшие в римском храме Солнца, были увезены, чтобы украсить возводящуюся церковь.

Здание возводилось со скоростью, от которой захватывало дух. Архитекторы разделили своих людей на две части, разместив одну на южном конце, а другую на северном. Подстегиваемые присутствием императора, который ежедневно посещал место стройки, две команды соревновались между собой, возводя здание с лихорадочной скоростью. В конечном счете с момента закладки первого камня и до завершения строительства прошло всего пять лет, десять месяцев и четыре дня — значительное достижения для любой эпохи, особенно если принять во внимание отсутствие современных механизмов. [74]

В первый раз войдя в просторную внутреннюю часть собора святой Софии через огромные ворота, предназначенные для императора и патриарха, Юстиниан был потрясен видением небес, воплотившихся в каждом изящном изгибе и каждой широкой арке. [75]Гротообразный внутренний свод, имевший сто семь футов в высоту и раскинувшийся почти на четыре акра, был украшен простыми крестами и полностью покрыт золотом, так что казалось, будто он парит над землей, как если бы был «подвешен на золотой цепи, спадающей с самого неба». Свечи и лампады, размещенные на верхних галереях, неземным сиянием заливали внутреннее пространство храма, отбрасывая мягкие отсветы на великолепные мозаики. От пола поднимались разноцветные колонны, покрытые замысловатым орнаментом в форме завитков и глубокими рельефными узорами в виде сложных монограмм Юстиниана и Феодоры. Напротив входа в собор был расположен огромный пятидесятифутовый иконостас с большими серебряными дисками с гравировкой, изображающей Марию, Иисуса и святых. Далее располагался высокий алтарь, содержавший непревзойденную коллекцию реликвий, начиная от молотка и гвоздей Страстей Христовых и заканчивая погребальной плащаницей Иисуса. Даже деревянная обшивка огромных царских врат [76]не была похожа ни на что в мире, поскольку состояла из древних обломков Ноева ковчега. Изумленный Юстиниан остановился в молчании, упиваясь открывшимся ему ошеломляющим видом. Так продолжалось долго, а потом те, кто стоял близко к императору, услышали шепот: «Соломон, я превзошел тебя!»

Праздное хвастовство было не в привычке императора, и он не оставлял своего великого замысла исправить неловкую ситуацию с Римской империей, в которую не входил Рим. Поскольку после восстания «Ника» в стране установился относительный мир, император мог сосредоточиться на своем плане отвоевания потерянных земель. Как и следовало ожидать, нашлось множество людей, твердивших ему о невозможности осуществить задуманное. Главным среди них был Иоанн Каппадокиец, который, как и любой не зря поедающий свой хлеб казначей, рассматривал эту затею с финансовой точки зрения и полагал, что она экономически нецелесообразна. Он слишком хорошо помнил катастрофу африканской кампании Василиска, которая подорвала имперскую экономику на следующие шестьдесят лет. Убеждая Юстиниана не рисковать ресурсами империи в ненужной военной кампании, он добился резкого сокращения размера армии, посланной с Велизарием. С одной стороны, это гарантировало, что империя уцелеет в случае неудачи похода; но с другой — маленький размер армии увеличивал возможность неудачи, которой предполагалось избежать. Впрочем, это мало занимало Юстиниана — его вера в способности своего полководца была несокрушимой.