Владислав Карнацевич - Александр Македонский

Но даже эта демонстративная демократичность не могла остановить всевозраставшее в армии раздражение продолжительностью похода. Награблено и заработано даже простыми македонскими воинами было уже столько, что им хотелось как-то воспользоваться этим в мирной жизни. Солдаты не хотели селиться во все новых и новых Александриях на краю света, а желали только как можно быстрее вернуться домой со всеми трофеями. Показательный случай произошел в парфянском городе Гекатомпиле. Пронесся слух, будто царь собирается отдать приказ повернуть обратно. В лагере началась радостная суматоха, воины занимались приятными хлопотами – сборами для возвращения. Каково же было их разочарование, когда они поняли, что такого решения Александр не принимал!

Кроме того, македонян и греков не мог радовать тот факт, что в свите царя появлялось все больше чужеземцев – тех же персов, против которых велась такая ожесточенная война. Александр явно хотел создать державу трех народов – но два из них явно не понимали ставившихся им «глобалистических» задач и не хотели терять своего исключительного положения, статуса победителей.

Наконец, еще одной причиной для недовольства была роскошь, в которой купались монарх и его приближенные. Греки и македоняне пересказывали друг другу как самые невероятные сплетни, так и чистую правду. О том, что македонские аристократы умащают свое тело не оливковым маслом, а миррой. О том, что один гетайр подбивает сапоги серебряными подковами, а для гимнасия другого привозят песок специальными караванами из Египта. Не нужно было далеко ходить за примерами сибаритства – достаточно было посмотреть хотя бы на пирушки царя и его друзей. Объявив себя наследником Дария, Александр постепенно перенимал обычаи, принятые при дворе восточных владык. Он начал регулярно надевать персидскую одежду, завел себе огромный гарем, выбирая на каждую ночь одну из трехсот его обитательниц. Особое недовольство даже приближенных царя вызвало введение процедуры, известной как проскинеза – подданные восточных царей должны были падать перед ним ниц и целовать ему кончики пальцев. Те, кто раньше мог запросто посетить палатку монарха, теперь должны были испрашивать аудиенцию, да еще и участвовать в унизительном ритуале. Проскинеза вызывала едва ли не большее возмущение, чем обожествление царя. Новые порядки легче принимала верхнемакедонская знать, издавна имевшая более слабые позиции при дворе, нежели знать нижнемакедонская. Льстя Александру, первые старались оттеснить от престола вторых. Те, в свою очередь, роптали, противопоставляя персидским ритуалам более строгие традиции своей родины.

Зная в общих чертах о настроениях своей армии и офицерского состава, Александр становился все более подозрительным. В какой-то момент он даже приказал просматривать письма, которые его друзья отправляли на родину. Еще осенью (или в декабре) 330 года до н. э. был раскрыт заговор, целью которого было убийство монарха. Некий Димн – участник заговора, проболтался о его деталях своему возлюбленному – Никомаху. Последний решил предупредить царя и рассказал обо всем брату – Кабелину. Тот отправился уже к палатке Александра и довольно долго ждал приема у кого-нибудь из свиты. Этим кем-то оказался Филота – сын Пармениона. И он, и его отец, несомненно, относились к числу скептиков, которые были недовольны политикой царя – его горячностью, разрывом с Македонией, симпатиями к персам и их обычаям. Причем Филота, в отличие от отца, судя по всему, не особо скрывал свое раздражение, часто беседуя с гетайрами о сложившейся ситуации. Учитывая то, что Александр и так давно уже тяготился Парменионом и его советами и ревниво относился к его статусу самого опытного военачальника, соратника покойного Филиппа, блюстителя традиций, такое поведение со стороны Филоты было неосмотрительным. Выслушав Кабелина, он пообещал все передать «Царю Азии». Однако ни в тот день, ни на следующий он ничего не сообщил Александру. Кабелин тем временем попытался донести до царя важную информацию через другого человека, который честно передал все услышанное по адресу. Это было концом Филоты. Выспросив у Кабелина подробности последних дней, Александр вызвал сына Пармениона и потребовал прямого ответа – почему, узнав о заговоре, он ничего не сказал. Филота попытался отделаться шуткой – разве мог он поверить словам каких-то ничтожных развратников?

Такая отговорка не произвела на царя должного впечатления. Вскоре в отсутствие Филоты состоялось совещание друзей Александра, на котором обсуждалось дело о заговоре. Против сына Пармениона выступили Гефестион, Кратер, Кен и другие. Было решено, что Филота либо организатор, либо соучастник заговора. Ночью его подняли с постели и закованным привели к царю. Утром было созвано общевойсковое собрание, которое осудило Филоту, еще через некоторое время он под пытками признался в том, что замышлял убийство царя, оговорив при этом и своего отца. Рассказывают, что Александр слушал показания истязаемого и в какой-то момент воскликнул: «Таким-то малодушным будучи, ты посягаешь на подобные дела!» Филота был казнен, а вслед за этим в Мидию полетел гонец с приказом умертвить и Пармениона, что и было исполнено македонскими командирами. Казнен был и давно лишенный свободы Александр Линкестид. Все, кто попал под подозрение в связях с Парменионом и Филотой, были сведены в отдельную «дикую дивизию» – своеобразную штрафную роту. Таким образом, еще перед вступлением в Бактрию Александр нанес удар по не то реальной, не то потенциальной старомакедонской оппозиции.