Наталья Горбачева - Оптинские старцы

Когда о. Сергий начал «старчествовать», то думал, что «он светильник горящий», «он тяготился посетителями и уставал от них, но в глубине души он радовался им, радовался тем восхвалениям, которые окружали его…» Возможно ли представить, чтобы любвеобильные смиреннейшие оптинские святые старцы имели внутри себя подобный вулкан тщеславия!..

Святой Симеон Новый Богослов объясняет истинную цену лжестарцев, подобных о. Сергию Толстого. Таковой, «взяв на себя труд, награды лишается потому, что обкрадывается тщеславием, не понимая этого. Мнит о себе, что он внимателен, и весьма часто от гордости презирает других и их осуждает, и поставляет себя достойным, согласно своему воображению, быть пастырем овец и путеводит их, и уподобляется слепцу, покушающемуся водить других».

Состояние о. Сергия в терминах аскетики называется «прелестью» (прельщенностью), которая не только не наследует благодатных даров старчества, дара рассуждения, прозорливости, но и опасна для души и самой жизни человека.

Карикатуры на о. Амвросия не получилось, лишь обнаружилось состояние гордой души самого Толстого, ибо «от избытка сердца говорят уста».

Толстой встречался со старцами, видел проявление их благодатных даров и свойств, но решил объяснить все это естественным способом. То же самое он проделал с Евангелием, составив собственное, толстовское, исключив из него все сверхъестественное, свойственное Сыну Божию. Вступив же на этот путь, не мог не пойти дальше, отрицая чудеса Иисуса, Святую Троицу, воплощение, искупительные страдания и воскресение Христа, Его второе пришествие, будущий Страшный суд и воскресение мертвых. С таким багажом знаний и веры он начал создавать новую, превосходнейшую религию, которая должна осчастливить человечество, — толстовство, прельстившее множество несозревших умов и гордых сердец.

В конце концов, не создав ничего, писатель, как и его герой о. Сергий, почувствовал тягу к бегству: он уже приготовил мужицкую рубаху, портки, кафтан и шапку, продумывая, как оденется, острижет волосы и уйдет.

«28 октября 1910 года, — рассказывает М. В. Лодыженский, — совершается нечто неожиданное для всех нас. Толстой бежит из дома и бежит не к толстовцам, а к своей сестре, монахине, имея цель близ нее пожить; совершает этот побег тайно от всех. Знает об этом один доктор Маковицкий, которого Толстой берет с собой… Выехав из дому к сестре, не едет к ней сразу, а решает заехать в Оптину пустынь с целью повидаться с оптинскими старцами».

«Лев Николаевич, — рассказывал Д. П. Маковицкий, — еще в вагоне спрашивал и опять спросил ямщика, какие теперь старцы в Оптиной, и сказал, что пойдет к ним».

На следующий день Толстой пошел в скит. Подойдя к воротам, справа от которых была келья старца Иосифа, а слева — старца Варсонофия, остановился и, немного постояв, вышел на тропинку, ведущую через огороды к Жиздре. На берегу он развернул свой складной стул и, достаточно отдохнув, вернулся в гостиницу и больше никуда не выходил. Утром 30-го Толстой отправился в Шамордино, расписавшись в оптинской книге посетителей «Лев Толстой благодарит за прием».

Когда Толстой приехал к сестре, монахине Марии, они долго сидели, затворившись от всех в ее спальне. Вышли только к обеду, тогда Толстой сказал: «Сестра, я был в Оптиной, там так хорошо! С какой радостью я жил бы там, исполняя самые низкие и трудные дела; только бы поставил условием не принуждать меня ходить в церковь». — «Это было бы прекрасно, — отвечала сестра, — но с тебя бы взяли условие ничего не проповедовать и не учить». Он задумчиво опустил голову, сидя так довольно долго. «Виделся ли ты в Оптиной со старцами?» — спросила она. «Нет. Разве ты думаешь, они меня приняли бы? Ты забыла, что я отлучен».

Но Толстого уже обнаружили родственники, за ним приехала в Шамордино дочь и 31-го рано утром, несмотря на плохую погоду, увезла его из обители. Монахине Марии сказали, что едут к духоборам. «Левочка, зачем ты это делаешь?» — спросила она. Он посмотрел на нее глазами, полными слез…

У Толстого началось лихорадочное состояние, а потому было решено оставить поезд на первой большой станции — Астапово.

Больной был уже очень слаб, но все же сделал несколько распоряжений, в том числе прося отправить телеграмму в Оптину и вызвать старца Иосифа. Этот поступок окружение Толстого долго скрывало, как и предсказывал святой Иоанн Кронштадтский.

«Спустя немного времени по отъезде графа из Шамордина, — свидетельствовал оптинский иеромонах о. Иннокентий, — в Оптиной была получена телеграмма со станции Астапово с просьбой немедленно прислать к больному графу старца Иосифа. По получении телеграммы был собран совет старшей братии монастыря… На этом совете решено было вместо старца Иосифа, который в это время по слабости сил не мог выходить из кельи, командировать старца игумена Варсонофия в сопровождении иеромонаха Пантелеймона…»