Н. Непомнящий Авт.-сост. - Вольф Мессинг

Один из них связан с происшествием в старинном родовом замке графов Черторийских. Это была очень богатая и известная в Польше семья, владевшая гигантскими поместьями, располагающая огромными средствами. Сам граф был весьма влиятельным человеком в сейме.

И вот в этой семье пропадает старинная, передававшаяся из поколения в поколение драгоценность — бриллиантовая брошь. По мнению ювелиров, она стоила не менее 800 тысяч злотых — сумма поистине огромная. Все попытки отыскать ее оказались безрезультатными. Никаких подозрений против кого бы то ни было у графа Черторийского не было: чужой человек пройти в хорошо охраняемый замок практически не мог, а в своей многочисленной прислуге граф был уверен. Это были люди, преданные семье графа, работавшие у него десятками лет и очень ценившие свое место. Приглашенные частные детективы не смогли распутать дело.

Граф Черторийский прилетел к Мессингу на своем самолете — он тогда выступал в Кракове, — рассказал все это и предложил заняться поисками. На другой день на самолете графа они вылетели в Варшаву и через несколько часов оказались в его замке. Надо сказать, в те годы у Мессинга был классический вид художника: длинные до плеч иссиня-черные, вьющиеся волосы, бледное лицо. Носил он черный костюм с широкой черной накидкой и шляпу. И графу нетрудно было выдать его за художника, приглашенного в замок поработать.

С утра Мессинг приступил к выбору «натуры». Перед ним прошли по одному все служащие графа до последнего человека. И он убедился, что хозяин замка прав: все эти люди абсолютно честны. Познакомился и с домочадцами — среди них тоже не было похитителя. И лишь об одном человеке Вольф не мог сказать ничего определенного. Он не чувствовал не только его мыслей, но даже и его настроения. Впечатление было такое, словно он закрыт непрозрачным экраном.

Это был слабоумный мальчик лет одиннадцати, сын одного из слуг, давно работающего в замке. Он пользовался в огромном доме, хозяева которого в общем-то жили здесь далеко не всегда, полной свободой, мог заходить во все комнаты. Ни в чем плохом мальчик замечен не был, поэтому и внимания на него не обращали. Даже если это и он совершил похищение, то без всякого умысла, совершенно неосмысленно, бездумно. Это было единственное, что Мессинг мог предположить. Но следовало проверить свое предположение.

Вольф остался с ним вдвоем в детской комнате, полной разнообразнейших игрушек. Сделал вид, что рисует что-то в своем блокноте. Затем вынул из кармана золотые часы и покачал их в воздухе на цепочке, чтобы заинтересовать беднягу. Отцепив часы, положил их на стол, вышел из комнаты и стал наблюдать.

Как он и ожидал, мальчик подошел к часам, покачал их на цепочке, как Вольф, и сунул в рот. Он забавлялся ими не менее получаса. Потом подошел к чучелу гигантского медведя, стоявшему в углу, и с удивительной ловкостью залез к нему на голову. Еще миг — и часы, последний раз сверкнув золотом в его руках, исчезли в широко открытой пасти зверя. Да, Мессинг не ошибся. Вот он, невольный похититель. А вот и его безмолвный сообщник — хранитель краденого — чучело медведя.

Горло и шею медведя пришлось разрезать. Оттуда в руки изумленных «хирургов», свершивших эту операцию, высыпалась целая куча блестящих предметов — позолоченных чайных ложечек, елочных украшений, кусочков цветного стекла от разных бутылок. Была там и фамильная драгоценность графа Черторийского.

По договору граф должен был заплатить Мессингу около 25 процентов стоимости найденных сокровищ — всего около 250 тысяч злотых, ибо общая цена всех найденных в злополучном «мишке» вещей превосходила миллион злотых. «Я отказался от этой суммы, но обратился к графу с просьбой взамен проявить свое влияние в сейме так, чтобы было отменено незадолго до этого принятое польским правительством постановление, ущемляющее права евреев. Через две недели это постановление было отменено», — вспоминает Вольф Григорьевич.

Подобных дел с похищениями ему пришлось расследовать немало. Его привлекали только такие истории, где он мог способствовать, хоть в малой мере, торжеству правды и справедливости. Чаще всего приходилось иметь дело с «внутрисемейными» событиями, где даже самые тесные узы кровного родства не могли помешать взаимной ненависти, смертельной зависти, чаще всего на почве чисто меркантильных интересов.

Вспоминает Мессинг и такой случай, произошедший в Варшаве.

У одного лавочника были похищены все его сбережения, что-то около 5000 долларов. Пропали и кое-какие вещи. Делом занялась полиция, но ничего обнаружить не сумела. Воры были мастерами своего дела и никаких следов не оставили.