Валентин Бадрак - Стратегии злых гениев

Одной из постоянных тревог королевского двора Франции стал религиозный раскол. Протестанты-гугеноты набирали силу, и едва ли не наибольшим беспокойством королевы стал тот факт, что некоторые влиятельные особы из семейства Бурбонов примкнули к протестантскому движению. Первое серьезное столкновение случилось еще при жизни чахлого и болезненного старшего сын Екатерины Франциска II. Расправу над гугенотами чинил герцог Гиз, королева же пока пребывала в роли наблюдательницы, учась премудрости узаконенных публичных убийств. И если религиозных мятежников низкого сословия просто завязывали в мешки и топили в реке, то убийство лидеров было организовано с помпой, так чтобы многочисленные зрители получили свою дозу удовольствия. Убийцы всегда старались удержать поклонников и последователей зрелищной демонстрацией брызг крови и ужаса в глазах смертников. Сама же Екатерина алчущим, ненасытным взором подрастающего дракона взирала на то, как семидесяти двум «изменникам» методично и с садистской последовательностью отсекали головы. В головах живых же представителей королевского двора господствовало мнение, что эта бесчеловечность является «неизбежным ритуалом». Дискутировать об этом через четыре с половиной столетия бессмысленно, стоит лишь заметить, что королева легко приобщилась к жестокостям своего времени, с гордостью осознавая, что может отправить того или иного человека на смерть, а другому подарить жизнь. Полная безнаказанность и отсутствие каких-либо ограничений уже начали обволакивать ее, как порой плотная завеса тяжелых дождевых туч окутывает землю.

Хотя все осознавали недолговечность бедного Франциска II, его смерть, как короткое замыкание, потрясла королевство. Но только не его мать, которая никогда не была близка с первенцем, зато его появлением, как козырной картой, сыграла в игре с Дианой де Пуатье и своим собственным мужем. Рискуя здоровьем и даже жизнью, Екатерина позаботилась, чтобы детей было много. Говорили, что лишь к одному из младших сыновей, Эдуарду Александру (коронованному как Генрих III), она испытывала чувства, близкие к любви. Так или иначе, королева извлекла наибольшую пользу из смерти сына. Вместо него на престол взошел ее второй сын, малолетний Карл IX, сама же королева стала полноправной правительницей при сыне «в меру своих жалких сил», как она многозначительно выразилась. Политический же вес враждующих семей Гизов и Бурбонов она лихо уравновесила, первым пообещав безнаказанность за самоличную расправу над одним из представителей семейства Бурбонов, вторым – наместничество при короле взамен на подпись на свидетельстве о регентстве королевы. Среди прочего, имел место любопытный факт, отражающий истинное отношение матери к умирающему сыну-королю: в то время, когда Франциск прощался с жизнью, вместо материнских утешений она выбивала у него подтверждение, что якобы именно он отдал приказ уничтожить злосчастного отпрыска Бурбонов. С момента коронации Карла IX вершить делами в государстве единолично стала Екатерина Медичи.

«Отравленный пирог власти» вконец испортил эту женщину, возомнившую себя равной Богу. Она уже открыто и без стеснения использовала окружающих, включая собственных детей, которых она ни во что не ставила и видела в них лишь материал для залатывания дыр на простыне большой политики. По ее указу травили и убивали неугодных, и это ничуть не смущало ее. Когда ей очень мешала Жанна Наваррская, мать будущего короля Франции Генриха IV, а тогда – потенциального наследника и возмутителя религиозного спокойствия (он изменил веру, став протестантом), Екатерина Медичи пригласила ее для обсуждения насущных проблем во дворец. Домой добраться королева Наваррская не успела, молва же упорно твердила о знаменитых отравленных перчатках, якобы изготовленных для нее флорентийским парфюмером Екатерины Медичи. Если этот случай однозначно нельзя назвать делом рук королевы, то все равно на ее счету достаточно жизней. Когда она бралась за какое-то дело, то совершала все с такой неотвратимой настойчивостью, что сомнений в результатах быть не могло.

Однажды «черная королева» прознала, что на ее сына Генриха оказывает недопустимо сильное влияние один из лидеров его круга общения, настырный приверженец самобичевания и религиозного паломничества Линьероль. Религиозный фанатизм, по мнению Медичи, была ни к чему будущему правителю, ключевым же поводом для беспокойства королевы стало то, что сын мог ускользнуть от всеобъемлющего материнского влияния. В результате аскета, который никому не причинил ни малейшего вреда, нашли зарезанным в темном закоулке Парижа. Таких случаев было не так уж мало.