Николай Черкашин - Чрезвычайные происшествия на советском флоте

На обратном пути в Норвежском море — в этом море пожаров — на К-3 разыгралась чудовищная трагедия. Около двух часов ночи 8 сентября в носовом торпедном отсеке вспыхнул объёмный пожар: воспламенились пары огнеопасной гидравлики. По сути дела это был взрыв — и пусть не такой мощный, как взрыв тротила, но гибельная ситуация в носовых отсеках развивалась столь скоротечно, что моряки полегли замертво едва ли не в первую минуту. В центральном посту успели услышать только короткий вызывной сигнал межотсечной трансляции.

Командирскую вахту на центральном посту нёс помощник командира капитан-лейтенант А. Лесков:

— Я включил тумблер и спросил: «Кто вызывает?» Потом отпустил тумблер и… Сколько лет потом просыпался я среди ночи, заново, во сне услышав те страшные крики заживо горящих людей!

За считанные минуты в первом и во втором отсеках погибли 39 моряков. В трюме второго отсека в герметичной выгородке находился шифрпост. Там работал шифровальщик мичман Мусатов. Он не смог выбраться из своей капсулы из-за того, что крышка люка была завалена телами погибших. Мусатов погиб последним. Он ещё смог позвонить по телефону из своего «жарочного шкафа». Лесков услышал ею отчаянную мольбу: «Товарищ капитан-лейтенант, спасите меня, пожалуйста!..» Спасти его было невозможно…

Казалось, что и атомоход обречён на верную гибель: ведь в первом отсеке на стеллажах лежала добрая дюжина торпед, а в аппаратах находились торпеды с ядерными боеголовками. Ситуация, как на «Курске», — ещё полторы-две минуты, и взрыв всего боезапаса вместе с ядерными 330 боевыми зарядными отделениями. А рядом — берега Норвегии, натовской страны.

Командир К-3 Юрий Степанов принял единственно верное — спасительное! — решение. Страшно представить себе, что бы случилось, запоздай он хотя бы на полминуты с командой: «Сравнять давление с аварийными отсеками!» Дело в том, что тротил взрывается при одновременном повышении температуры и давления. Давление в горящих отсеках резко подскочило. И когда капитан-лейтенант Лесков открыл клинкет вытяжной вентиляции, сжатый почти до рокового предела воздух с яростным рёвом пошёл в центральный пост. То был даже не воздух — чёрный дым с хлопьями гари, перенасыщенный ядовитыми газами. Центральный пост оказался сразу загазован, в трюме погиб матрос-ученик, надевший не тот противогаз. Но другого выхода не было. Лодка была спасена от неминуемого взрыва, её провентилировали, и через какое-то время К-3 самостоятельно вернулась в базу — силами оставшихся в живых моряков. Никто из начальства не захотел брать в расчёт предельный технический износ «тройки» как головного корабля. На экипаж и командира навесили страшный ярлык «аварийщиков», пожар-де произошёл по вине личного состава, хотя достоверно это и не доказано. После ремонта Ю. Степанову и экипажу дали возможность «реабилитировать» себя повторным выходом в море. Но едва Степанов поднялся на мостик, как потерял сознание. Шок от пережитого был слишком силён. Выход отменили.

Через полгода Степанова списали на берег и перевели в севастопольское Высшее военно-морское училище им. Нахимова. Там ему вручили орден Красной Звезды за спасение первенца советского атомного флота.

Как потом сложилась судьба этого офицера, спасшего не только свой корабль, но и всё Норвежское море от радиоактивного заражения? Прошлым летом я попытался найти его следы в Севастополе.

Навожу справки, звоню… Училища, в котором преподавал Степанов, уже нет. Где его архивы — никому неизвестно. Последняя надежда — районный военкомат, в котором он состоял на учёте. Но тогда была другая страна, а сейчас военкомат служит новому государству. Безо всяких иллюзий, просто для очистки совести иду в военкомат. Девушка в украинской форме любезно мне объясняет, что все личные дела советских офицеров давно уже уничтожены. В лучшем случае дубликат, может быть, сохранился где-нибудь в Киеве. Но шансов мало…

Для очистки совести — как полезно, однако, чистить её, эту совесть! — девушка-прапорщик лезет на архивные полки, и вдруг сверху само собой падает личное дело капитана 1-го ранга Степанова! Такое впечатление, что он сам — с того света — подтолкнул эту тощую серую папочку.

— Надо же, — изумляется девушка, — не сожгли!