Лебедева Н.С. Array - Hюрнбергский процесс. Сборник материалов в 8 т. Т. 8 (1999)

То же самое относится к приказу фюрера «Мрак и туман», о котором я только что говорил. Но если он не задумывался над «возможными» последствиями, передавая приказы по инстанции, то нельзя утверждать о наличии «dolus evenfualis» в результате наступивших последствий. Скорее следует предположить, что, если бы он мог предвидеть их ужасное действие, он, несмотря на запрещение подачи заявлений об отставке, сделал бы вывод, который освободил бы его от ужасных угрызений совести и противодействовал бы втягиванию его из месяца в месяц в водоворот событий.

Пусть это будет гипотезой, представление доказательств дало для подтверждения его правильности известные основания. Попытка уйти со своего поста, предпринимавшаяся им пять раз, и решение покончить жизнь самоубийством, о котором дал свидетельские показания генерал-полковник Иодль, дают вам возможность установить наличие серьезных намерений Кейтеля в этом отношении. Если они не претворялись в жизнь, то объясняется это теми обстоятельствами, на которых я уже останавливался: непременный и, как говорит Кейтель, безусловный долг быть верным своей присяге, добросовестно выполнять свой долг до горького конца...

Подсудимый Кейтель на вопрос, который так часто ставился на процессе, почему он не отказался от повиновения Гитлеру или не выступил против Гитлера, ответил, что он над ним не задумывался ни одной минуты...

Подсудимый Кейтель не слышал предостерегающего голоса мировой совести. Принципы его солдатской жизни так глубоко укоренились в нем, настолько сильно завладели его мышлением и поступками, что он был глух ко всем соображениям, которые могли бы увести его с пути повиновения и верности в том смысле, как он их понимал.

Это поистине трагическая роль, которую сыграл подсудимый Кейтель в самой ужасной драме всех времен.

[Стенограмма заседания Международного военного трибунала от 9 июля 1946 г.]

Господин председатель, Высокий Суд!

Этот процесс войдет в мировую историю, так как история заполнена революционными потрясениями... Если мера вины моей родины не имеет предела, то и величайшее искупление, которое выпадало на долю какого-либо народа, творится им вечно...

Европейский международный порядок, частью которого была моя родина, тяжело болен. Он болен духом отрицания и унижения достоинства человеческой природы...

Трибунал, выполняющий свою миссию в сознании своего высокого долга, предстанет перед испытующим оком истории. Я не сомневаюсь в том, что избранные судьи стремятся служить справедливости, которой они должны руководствоваться...

Право может создаваться лишь в том случае, если суд обладает внутренней свободой и независимостью, подчиненными только совести и богу. На моей родине была забыта эта священная заповедь, и прежде всего она была забыта в высших политических кругах нации. Гитлер превратил право в продажную девку, которую он использовал в своих целях. Нужно легально представить себе положение империи до 1933 года. Здесь уже достаточно говорили об этом, и мне нет необходимости все повторять.

Я думаю, что не смогу выполнить полностью своей задачи, если стану рассматривать чудовищные преступления лишь как эмпирические факты. Нужно дать немцу возможность познать развитие, происшедшее в короткий срок, чтобы понять связь событий...

Задача установить истину поднимает защитника до уровня помощника Суда и дает право защитнику ставить под сомнение не только показания свидетелей, но и документы, и прежде всего правительственные отчеты. Она позволяет защитнику заявить, что такие отчеты, хотя и допущены Уставом в качестве доказательств, могут быть приняты лишь с большими оговорками...

Кальтенбруннер до 1943 года по сравнению с остальными подсудимыми был почти неизвестным в Германии человеком, во всяком случае одним из тех, кто не имел тесной связи ни с германской общественностью, ни с виднейшими деятелями режима. В то время когда германский народ в военном, экономическом и политическом отношении уже с огромной скоростью катился в пропасть, ненависть и страх перед исполнительной властью достигли кульминации.

Я понимаю, что перед лицом моря крови и слез мне не следовало бы останавливаться не душевных особенностях и характере этого человека, но я его защитник...

Кальтенбруннер не является сыном злого духа, как его называло неоднократно обвинение, он не является «маленьким Гиммлером», его «доверенным», «вторым Гейдрихом» и т.д. Я думаю, что он не является тем холодным, как лед, существом, о котором, правда, основываясь только на слухах, говорил в таких абсолютно отрицательных тонах доктор Гизевнус. Подсудимый Иодль показал, что Кальтенбруннер не относился к доверенным Гитлера, которые после ежедневных обсуждений общей обстановки собирались вокруг последнего в главной ставке фюрера. Свидетель доктор Мильднер показал (обвинение не подвергло сомнению его показания) следующее: