Владимир ЕГОРОВ - Загадка Куликова поля, или Битва, которой не было

Так география Куликовской битвы обогатилась Куликовым (Куличковым) и Девичьим полями, Красным холмом и Кузьминой гатью. Параллельно река Меча переименовалась с сохранением ее исходного смысла Межи, межевой реки, в московскую Чуру, вместе с которой были добавлены в «Задонщину» стоявшие на ней села Чурово и Михайлово. Кстати, оба названия, позднее исчезнувшие в Москве, могли сохраниться в некоторых редакциях «Задонщины» благодаря тому, что где-то в районе Красивой Мечи в XIII веке вроде бы имелось местечко Михайловы Чуры, а в XVI веке на Рязанщине появились города Щуров и Михайлов, причем рязанская Меча по удивительному совпадению действительно оказалась посередке между этими городами.

Определенный дух достоверности мифу придали внедрившиеся во все произведения Куликовского цикла конкретные фамилии, хотя и во всех разные, якобы реальных действующих лиц описываемых событий. Эти фамилии появлялись там постепенно в течение долгого времени, вероятно, вплоть до XVI–XVII веков. Они вставлялись в летописи и «Сказание» летописцами, надо думать, отнюдь не безвозмездно, чтобы удревнить до XIV века родословия новых княжеских, боярских и даже купеческих фамилий.

Вот так, постепенно, буквально на пустом месте, сформировался и разбух до величайшего события истории Великий куликовский миф.

Вероятно, вышеизложенный сценарий творения этого мифа не единственно возможный. И он, наверное, не может объяснить все и вся. Впрочем, ни один сценарий не способен ответить на все вопросы из-за принципа неопределенности далекого прошлого А. Бушкова. Да и надо ли отвечать на все вопросы? Ведь многие из них на самом деле могут оказаться нерелевантными.

Например, непонятен и необъясним перманентно, напористо проступающий в Летописных повестях и «Сказании» оговор, другого слова не подберешь, великого князя Рязанского. Действительно, история взаимоотношений Дмитрия и Олега Ивановичей была долгой и далекой от идиллии. Но к первой половине XV века, когда «Задонщина» уже была написана и эпицентр формирования Куликовского мифа переместился на Летописные повести, острота противостояния между двумя соседними княжествами пошла на убыль, а в начале второй половины того же века оно и вовсе закончилось с окончательным подчинением Рязани Москве, закрепленным браками детей Олега Рязанского и Дмитрия Московского, а также внучки Олега и сына Владимира Серпуховского. Трудно понять, за что же авторы Летописной повести задним числом так ополчились на Олега Ивановича? Может быть, как допускают А. Быков и О. Кузьмина, дело в союзе, заключенном внуком Олега Рязанского с Витовтом в 1430 году и разбудившем старую, полувековой давности, вражду. Может быть, ответ тривиален, и все дело здесь просто в личных счетах одного из летописцев с Рязанью и ее князьями?

Столь же нерелевантной для Великого куликовского мифа может оказаться гипертрофированная роль в Куликовской битве брянцев, то есть выходцев из великого княжества Брянского. Не будем забывать, что автором «Задонщины» мог быть бывший брянский боярин. Недаром в самой «Задонщине» мы встречаем двух очень близких Софонию Рязанцу персонажей – Пересвета и Ослябю, – таких же, как и сам автор, принявших постриг бывших брянских бояр. Еще один связанный с Брянщиной персонаж Куликовского цикла – это князь Дмитрий Ольгердович, в свое время получивший от брата Ягайла в удел брянские города Трубчевск и Стародуб. Но Дмитрий Ольгердович совсем не брянец по происхождению, да и ко времени Куликовской битвы он уже ничего общего не имел со своим бывшим трубчевско-стародубским уделом. Ни Софоний, ни летописцы никак не акцентируют какую-либо причастность Дмитрия Ольгердовича к Брянску, они скорее связывают его со старшим братом Андреем или вообще Литвой.

Но, с другой стороны, еще один персонаж, вероятно брянского происхождения, появляется независимо от Софония в гораздо более позднем «Сказании». Это Михаил Бренок, переодетый великим князем и погибший под княжеским знаменем, чье прозвище А. Журавель [38] А. Журавель . «Бренки» на Куликовом поле. трактует как «брянец». Возможно, как и в случае с московской топонимикой, брянские персонажи суть следствие особой популярности Великого куликовского мифа не только в Москве, но и на Брянщине. Ничего удивительного, учитывая происхождение автора «Задонщины» и ее связь со СПИ. Кроме того, возможно тут отразилась объективно особая роль Брянщины, особенно так называемых Верховских княжеств, во взаимном противостоянии Орды, Литвы и Москвы. Вот что пишет об этом А. Соловьев: [39] А. В. Соловьев . Автор «Задонщины» и его политические идеи.