Владимир ЕГОРОВ - Загадка Куликова поля, или Битва, которой не было

Хотя «Задонщина» напичкана темами, сюжетами и перепевами из СПИ, больше таких вот точных цитат в ней на самом деле практически нет. Впечатление такое, что автор «Задонщины» знал СПИ чуть ли не наизусть и цитировал его по памяти, либо не имея при себе оригинал, либо просто ленясь копаться в нем. А может быть, щадил ветхий двухсотлетний пергамен? Возможно конечно, что он добросовестно и дословно переписывал цитаты из какого-то списка СПИ, который текстуально отличался от найденного Мусиным-Пушкиным, но все же хочется верить, что классику зубрили не только в советских школах и, главное, с лучшим результатом.

Как бы то ни было, «Задонщина» оказалась той самой давно отмеченной литературоведами забавной смесью отсебятины и подражаний СПИ, зачастую без достаточного понимания оригинала, как, например, в следующем отрывке:

«Тогда гуси загоготали и лебеди крыльями заплескали… то поганый Мамай пришел на Русскую землю и воинов своих привел… вороны неумолчно грают, а галки по-своему говорят, орлы клекочут, волки грозно воют, а лисицы брешут, кости чуя… А уж соколы, и кречеты, и белозерские ястребы рвутся с золотых колодок из каменного города Москвы, обрывают шелковые путы, взвиваясь под синие небеса, звоня золочеными колокольчиками на быстром Дону, хотят ударить на несчетные стада гусиные и лебединые, – то богатыри и удальцы русские хотят ударить на великие силы поганого царя Мамая» .

Автору «Задонщины», хоть и «поэту», недоступны тонкие аналогии поведения половецких орд и их тотемных животных, так блестяще, как показал Г. Сумаруков, [15] Г. Сумаруков . Кто есть кто в «Слове о полку Игореве». обыгранные в СПИ, вследствие чего текст «Задонщины» воспринимается уже не просто как подражание, а как бездарная пародия, в которой заимствования из СПИ грешат стилистическими огрехами, а отсебятина и вовсе полна содержательных несуразностей. Этих несуразностей много, вот лишь один, но весьма яркий пример: «Тогда князь великий Дмитрий Иванович вступил в золотое свое стремя, сел на своего борзого коня и взял свой меч в правую руку, и помолился Богу и Пречистой Его Матери» . Ну как поэту обойтись без золотого стремени, борзого коня и острого меча в деснице, то есть правой руке? Да вот незадача, как-то неуместен меч во время молитвы. Более того, он ужасно неудобен! Христианская молитва обязательно сопровождается крестным знамением, которое совершается правой рукой со сложенными определенным образом перстами. Хотелось бы посмотреть, как, молясь, совершал это знамение Дмитрий с мечом в деснице!

Однако молитва молитвой, а дело делом. На Бога, как говорится, надейся, а сам не плошай. Дмитрий не плошает – к боевому походу, оказывается, все давно уже готово: «А воеводы у нас надежные… а пути им известны, а переправы для них наведены, и все как один готовы головы свои положить за землю за Русскую и за веру христианскую» . Мало того, что пути на Куликово поле известны московским воеводам, так уже и переправы наведены. Выходит, давно готовился Дмитрий. Что-то становится непонятным, кто на кого войной идет: Мамай на Дмитрия и Залесскую землю, но кругами по донским степям, или Дмитрий на Мамая прямиком, но через Арктику?

Самое же удивительное, что при таких диспозициях и маневрах каким-то необъяснимым (и не объясненным в «Задонщине») образом противоборствующие рати все-таки встретились и вступили в бой: «А бились с утра до полудня в субботу на Рождество святой Богородицы» . «Задонщина» полностью опускает сбор московского войска и его долгий путь на Куликово поле. Зато в ней зафиксированы не только место и год, но и точный день битвы: угораздило Дмитрия сразиться с Мамаем в один из двунадесятых православных праздников – Рождество Богородицы!

И здесь, «на поле грозной сечи», в большой православный праздник наступает черед развлекать публику третьей паре братьев, Пересвету и Ослябе. Но, поскольку они на самом деле вообще никакие не братья и даже не родственники, а просто земляки, брянские бояре, то автор «Задонщины» походя превращает их в братьев во Христе, чернецов, из-за чего его последователям-летописцам и историкам пришлось изрядно покрутиться, совмещая в их лицах бояр с монахами, следуя по проторенной автором «Задонщины» дорожке. Надо отдать летописцам должное, они не только выкрутились, но и приплели к этой парочке самого Сергия Радонежского.

Но это их проблемы, а мы поглядим, чем же занят новоявленный чернец Пересвет, которого традиция обязывает начать битву смертельным поединком с Челубеем? «Поскакивает Пересвет на своем борзом коне, золочеными доспехами сверкая, а уже многие лежат посечены у Дона великого на берегу» . Оп-ля! Оказывается, в «Задонщине» никакой Пересвет не единоборец, начавший битву поединком с богатырем-татарином и павший в ней первой благородной жертвой. Сеча, судя по множеству павших, уже давно идет, а он жив-здоров и даже в бой не вступал – все поскакивает да посверкивает, к тому же, поскакивая, умудряется других поучать, разумеется, лишь чуть перефразированной цитатой из СПИ: «Лучше нам убитыми быть, нежели в плен попасть к поганым татарам!» . Понятно, лучший способ не попасть в плен – держаться от врага подальше да агитировать идти в бой других. Нет, не зря автор превратил Пересвета в монаха – из него получился неплохой проповедник. А из другого новоявленного чернеца Осляби вышел заправский прорицатель: «И говорит Ослябя-чернец своему брату старцу Пересвету: «Брат Пересвет, вижу на теле твоем раны тяжкие, уже, брат, лететь голове твоей на траву ковыль, а сыну моему Якову лежать на зеленой ковыль-траве на поле Куликовом, на речке Непрядве, за веру христианскую и за землю Русскую, и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича»» . Если Ослябя был точен в прогнозе, то Пересвет, хоть и с задержкой, все-таки честно выполнил свой воинский долг. Только погиб он не от пронзившего грудь копья Челубея, а от чьего-то меча, срубившему проповеднику буйну головушку. Подробностей мы, увы, не узнаем.