Дмитрий ЛЯЛИН: Крестовый поход на Русь

Естественно, что при таком положении дел империи и, соответственно, Греческой Церкви, было вовсе не до Руси, а уж тем более не до миссии среди далеких северных язычников. Собственно говоря, связи между Константинопольским патриархатом и его Киевской митрополией в основном ограничивались утверждением там митрополитов.

У русских же было свое отношение с языческими племенами-соседями. На Руси христиане не подвергались преследованиям языческих властей в той мере, как на Западе (иногда, скорее даже наоборот). Славяне стали христианами из язычников гораздо позднее, чем народы Римской империи. Поэтому отношения их к соседям, еще сохранившим язычество, оставалось почти таким же, как при первых, еще языческих, князьях-варягах. Как когда-то князь Игорь или Свенельд объезжали с дружинами окрестные племена, собирая с них дань, так и позже Новгород, Псков, Полоцк продолжали довольствоваться сбором дани с окружающих язычников, предоставляя им в остальном жить своей жизнью. В отличие от западных христиан, для которых обращение язычников в христианство было неразрывно связано с активным приобщением их к европейской христианской цивилизации, с вовлечением их в общеевропейские отношения, с внедрением городской культуры, строительством дорог, крепостей, церквей и монастырей, созданием новых епархий, русские христиане вели себя достаточно пассивно.

Конечно то, что прибалтийские племена долгое время жили бок о бок с русскими христианами, не могло не оказать на них влияние. Они со временем перенимали какие-то черты христианского быта, некоторые язычники крестились. Так известный «старейшина земли Ижорской, именем Пелугий» (или Пелгусий), о котором говорит «Житие Александра Невского», был крещен, но «жил среди рода своего, язычников». Археологи отмечают наличие христианской символики (крестики, энкольпионы, изображения святых) в языческой Прибалтике с 11 века. Особенно значительным влияние восточного христианства было в Ерсике и Кокнесе. Но согласно тем же археологическим свидетельствам, христианская религия распространялась медленно. В основном, отношения русских княжеств с окружающими племенами носили, я бы сказал, некий рэкетирский характер. Князья собирали с язычников дань, а в обмен предоставляли свою помощь в борьбе с соседними племенами.

Эта разница в отношениях к язычникам и было одним из главных источников периодических столкновений между русскими и западными христианами. Последним трудно было понять, почему русские сквозь пальцы смотрят на процветание язычества в землях, которые они считают подвластными себе, и более того, нередко прямо поддерживают язычников в их набегах на западных христиан. Подобные упреки читаем, например, в «Хронике Ливонии», у Генриха Латвийского – «Ибо русские короли, покоряя оружием какой-либо народ, обыкновенно заботятся не об обращении его в христианскую веру, а о покорности в смысле уплаты податей и денег». [4] Генрих Латвийский . «Хроника…» стр. 225.

К этому надо еще прибавить, что и сами язычники постоянно лавировали между Западом и Русью, стравливая их и провоцируя на столкновения, иногда намеренно, пытаясь таким образом сохранить свою независимость, иногда не намеренно, перенося в новую, христианскую жизнь, как языческое наследство, старые межплеменные раздоры и распри.

Однако, несмотря на то, что более или менее серьезные конфликты между западными и восточными христианами в Прибалтике случались довольно часто, они не носили характера религиозной вражды. И хотя многие историки, в основном советские, склонны приписывать этим отношениям именно такой характер, у нас имеется достаточно фактов, опровергающих это мнение. Так Ипатьевская летопись под 1190 годом пишет об участниках третьего крестового похода, немецких рыцарях, погибших в боях с сарацинами «яко мученици святи прольяше кровь свою за Христа» и тела их «из гроб их невидимо ангелом Господним взята бывахоуть», а об императоре Фридрихе Барбароссе, что его призвал идти в поход посланный ему Богом ангел. [5] ПСРЛ, Т.2, стб. 667–668. Нам известны многочисленные факты заключения браков между католиками и православными. Владимир Мстиславич Псковский выдал одну из своих дочерей замуж за крестоносца Теодориха, брата рижского епископа Альберта. Первая жена его сына, кн. Ярослава Владимировича, так же была ливонской немкой. Висвалдис (Всеволод), православный князь Ерсики, отдал дочь за рыцаря Конрада фон Мейендорфа, а София, дочь Вячко, князя Кукейноса (Кокнесе), была обручена с бароном Дитрихом фон Кокенхаузеном. Это не говоря уже о родственных связях Галицких и Черниговских князей. Даже князь Александр Ярославич Невский в 1251 году посылал сватов к норвежскому королю Хакону, намереваясь женить своего сына на дочери Хакона Кристине. [6] См. Норвежскую сагу «Пергамент с Плоского острова», «Средневековая Русь в текстах и документах», Минск, 2005.