Фриц Шахермайр - Александр Македонский

Александр снова созвал совет, но на этот раз он был настроен иначе, чем несколько месяцев назад, в Марафе. Парменион вернулся из Дамаска. Со страхом убедился он в серьезности намерений царя. Верный приверженец идей Филиппа, он выступил в их защиту, руководствуясь своим жизненным опытом и трезво оценивая ситуацию. Это был один из самых острых моментов в жизни Александра. Седой военачальник сказал: «Если бы я был Александром, то принял бы предложение». В глазах юного царя такое решение перечеркивало результаты всей войны, все его победы, лишало его Персидского царства, которое он уже видел своим; отнимало у него мечту о мировом господстве. Здесь столкнулись сторонники двух противоположных позиций: с одной стороны, умеренность, с другой — беспредельные, разрушающие все границы устремления. Совет старца оскорблял все самое возвышенное и сокровенное в природе гения, и поэтому в ответ прозвучало: «Я поступил бы так же, если бы был Парменионом». Так впоследствии Каллисфен передал этот спор. Хотя на совещании было сказано значительно больше, эти слова, вероятно, были произнесены именно так, как их приводит греческий историк. Они предрешили судьбу греков, а также судьбы Запада и Востока на много столетий вперед.

При этом не следует забывать, что на совете никто, кроме царя, ничего не решал. Если кто-нибудь и возражал царю, тот еще более настаивал на своем. В характере Александра скрывалось нечто большее, чем простое упрямство или своеволие властителя. Царь сохранил верность самому себе, когда принял решение отклонить предложение персов. Дарий, со своей стороны, понял, что он должен готовиться к последней, решительной схватке.

В лагере македонян тоже поняли планы царя. Но даже те, кто относился к ним настороженно, считали, что Александр хочет покорить Азию и присоединить ее к своему государству, оставаясь все же македонским царем. Они не могли себе представить, что он вовсе отказался от идеи македонского господства. А так как они не знали действительных планов Александра, то еще не воспринимали его упорство за сложившееся мировоззрение. Пока еще оставалась надежда, что царь удовлетворится полным разгромом противника, а в более зрелом возрасте умерит свои притязания. Ведь в первом письме Александр все-таки не лишал Дария некоторой надежды остаться господином на Востоке — правда, в качестве вассала нового царя Азии.

Отныне в лагере македонян установилась атмосфера напряженности, еще более обострившая существовавшие противоречия. Они теперь проявились не только в различной оценке образа жизни при Филиппе и Александре, но и в расхождении жизненных установок поколений Александра и Филиппа и стратегических взглядов. Эти расхождения нашли свое отражение в полярных позициях Александра и Пармениона. Царю с самого начала не нравилось, что все командные должности в армии были заняты людьми Пармениона. Последнего тоже сердило, что в течение всего похода его систематически отстраняли от активного участия в событиях. Ему не нравилось не только то, что Александр вопреки опыту старого военачальника атаковал врага не на самых слабых, а напротив, на самых сильных участках, а также то, что он во всем поступал наперекор его советам. Уже начиная с Малой Азии царь прилагал все усилия к тому, чтобы лишить своего наставника руководящего положения, перевести его как бы на «запасные пути». Как только находился подходящий повод, царь старался отправить Пармениона подальше от себя. Александр не дал ему возможности принять участие в походе на Ликию и Памфилию, послав его из Тарса к пограничным перевалам, а из Исса в Дамаск, и лишь спустя несколько месяцев позволил ему вернуться в штаб-квартиру. Отправляя старого полководца с различными поручениями, Александр старался не давать ему в подчинение македонских воинов. Вероятно, он хотел отучить македонян от того, что ими командует Парменион. Армия, считал он, должна быть армией Александра, а не армией Пармениона. При известных обстоятельствах это могло иметь большое значение при решении государственных дел, ведь из македонской армии формировалось войсковое собрание. Если армия будет слепо поддерживать Александра, он сможет одержать победу над недовольными военачальниками, да и над кликой самого Пармениона.

Царь не только лишил Пармениона его влияния на армию, он сумел также снять окружавших его людей с ведущих постов. Брат Пармениона, Асандр, остался в Лидии, Гегелох был послан на Геллеспонт, Никанор и Филота сохранили свое положение, но их не привлекали к решению особо важных задач. Отправившись из Сидона на усмирение горных племен кабилов, Александр оставил командовать вместо себя Кратера и Пердикку, а не сыновей Пармениона. Когда он повел в бой морскую эскадру, на его левом фланге снова был Кратер. Характерно, что оба они (Пердикка и Кратер) происходили из западных горных областей Македонии. Складывается впечатление, что молодой царь вообще охотнее опирался на знать из горных районов, а не на знатные роды материковой Македонии. Наряду с этим он все чаще привлекает своих сверстников из пареа. Правда, с Гарпалом, назначенным казначеем войсковой кассы, произошла скандальная история: перед самой битвой при Иссе он сбежал в Элладу. Ответственные задания Александр стал также давать своему ближайшему другу Гефестиону, например поручил ему образовать Сидонское царство, назначил его командующим флотом во время несложного перехода из Тира в Египет. Эригию было поручено командование всадниками союзников. Укрепилось положение Лаомедона, ведавшего захваченными на Востоке военнопленными. Таким образом, повсюду наблюдаются перестановки должностных лиц, но, так как они проходили легко, без особого нажима и не сопровождались жесткими мерами, они не вызывали неудовольствия и вражды. Оттого и Парменион вел себя лояльно и корректно, несмотря на обуревавшие его внутренние сомнения. Кроме того, Александр с особой симпатией относился к сыну Пармениона, Гектору, который утонул во время кораблекрушения на Ниле [134] Curt. IV, 8, 7 и сл. .