Сергей Таска - Ангелы смерти

ДЖОРДЖИ. И когда ты говоришь с сержантом королевской полиции, надо прибавлять "сэр", ясно?

ТИМ. По–моему, он не совсем врубился. Может, они его пролечили, а?

ДЖОРДЖИ. А это мы сейчас проверим.

Начинается избиение. АЛЕК теряет сознание.

ТИМ. Ну все, завязываем. Дежурство успеем сдать?

ДЖОРДЖИ. Или! Ладно, возлюбленный брат мой, живи пока. У нас еще будет время покалякать.

ТИМ. Гуд–бай, Алек–бой.

ДЖОРДЖИ. Не забывай старых друзей.

Уходят. С ревом отъезжает машина. АЛЕК лежит без движения. Темнота.

Ночь. Загородная вилла. К дому подползает АЛЕК, с трудом дотягивается до звонка. В гостиной за пишущей машинкой сидит ПИСАТЕЛЬ. Он в инвалидном кресле. Услышав звонок, ПИСАТЕЛЬ подъезэ! сает к двери.

ПИСАТЕЛЬ. Кто там? (Не получив ответа, приоткрывает дверь на цепочке, всматривается, затем распахивает дверь.) О, господи!

В дом вваливается АЛЕК, грязный, с распухшим лицом.

Кто это тебя так, мой мальчик?

АЛЕК. Полиция… Они били меня…

ПИСАТЕЛЬ. Постой, я тебя узнал! (Секундная пауза, которая кажется Алеку бесконечной.) Твоя фотография была в газетах, да? Ты жертва этого чудовищного «метода Лодовико»?

АЛЕК. Да, сэр. Я несчастная жертва…

ПИСАТЕЛЬ. Пытки в тюрьме, теперь полицейские пытки… Бедный мальчик. Увы, не ты первый оказался у моего порога, эти костоломы частенько расправляются со своими жертвами здесь, на окраине. Ничего, и на них найдется управа. Э, да ты насквозь продрог. У тебя хватит сил добраться до ванны? Я бы помог тебе, но, сам видишь…

АЛЕК. Спасибо, я сам. Вы так любезны, сэр. (По дороге в ванну бормочет вслух.} Пронесло, не узнал… конечно, не узнал, мы ведь тогда были в масках.

ПИСАТЕЛЬ (в телефонную трубку). Алло, Дик? Знаешь, кто сейчас у меня? Этот парень, чью психику обработали за две недели. Ну да, во вчерашних газетах. Его жестоко избили. Кто, догадываешься? Сразу можно узнать по почерку. Дик, нам его сам бог послал. Представляешь, какая это будет бомба. Нашего министра вываляют в перьях и пронесут с почетом по Даунинг–стрит. Вот именно. Вербуют в полицию всякий неофашистский сброд и вышибают мозги с помощью электрошока. Что ты говоришь?

Из ванной доносится пение, но ПИСАТЕЛЬ, увлеченный разговором, его

пока не слышит.

А я о чем! Тут, главное, красиво подать. Что? Твои простые люди продадут эту свободу за чечевичную похлебку. Короче, Дик, обзвони кого надо. Завтра устраиваем пресс–конференцию. Утром я жду твоего звонка. Ну, есть.

Кладет трубку. Услышал пение.

ГОЛОС АЛЕКА (поет). «Сеет дождик, мелкий дождь грибной, и по лужам я шагаю к ней…» (ПИСАТЕЛЬ подъезжает в кресле к ванной, напряженно вслуши­вается.) «… и я знаю, что я сам не свой, потому что будешь ты моей».

Лицо ПИСАТЕЛЯ перекашивается. Первое его побуждение — закричать, но он берет себя в руки. Затемнение.

АЛЕК в чужом халате сидит за столом в гостиной. Напротив него ПИСАТЕЛЬ в инвалидном кресле.

АЛЕК. Столько еды. Даже как‑то неудобно, сэр.

ПИСАТЕЛЬ. Ешь!

АЛЕК (с нервным смешком). Да, да! (Ест.)

ПИСАТЕЛЬ. Вкусно???

АЛЕК. Д–да, очень.

ПИСАТЕЛЬ. Пей!

АЛЕК. Ваше здоровье, сэр. (Подносит бокал к губам, вдруг ему приходит на ум, что в вино что‑то подмешано.) А вы со мной разве не выпьете?

ПИСАТЕЛЬ. Нет! Я не пью.

АЛЕК (рассматривает этикетку). Шато, Сент–Эстеф, урожай шестидесятого года. Хорошее вино. (Отпивает.) Мгмм, вкусно. Ваше здоровье! (Выпивает до дна.) Прямо чувствуешь, как кровь бежит по жилам.

ПИСАТЕЛЬ. Ты, я вижу, понимаешь толк в настоящем вине. Наливай еще.

АЛЕК. Спасибо, но мне…

ПИСАТЕЛЬ. Ну!! (АЛЕК поспешно наливает.) Моя жена… (голос дрогнул) …все хозяйство было на ней. Я мог писать с утра до вечера.

АЛЕК. А где она сейчас?

ПИСАТЕЛЬ. Умерла!!

АЛЕК. Простите, сэр. Мне очень жаль…

ПИСАТЕЛЬ. На нас напала банда головорезов. В этой самой комнате. Меня они искалечили, а ее… (Придвигается к Алеку вплотную^) Она стала жертвой нашего времени. Как и ты. Но я тебе помогу.

АЛЕК (порывается встать). Я и так уже причинил вам столько хлопот, сэр. Пойду‑ка я, пожалуй.

ПИСАТЕЛЬ. Ну, что ты, какие там хлопоты. Садись, выпей еще. У меня влиятельные друзья. Но сначала нам надо кое‑что уточнить. В газетах упоминалось, врачи тебе привили отвращение не только к насилию, но и к музыке. Это правда?

АЛЕК. Случайно, сэр. Понимаете, я очень люблю Людвига вана, а они крутили этот ролик про концлагерь под Бетховена…