Марк Солонин - Нет блага на войне

На низовом уровне борьбу с бандеровцами вели порядка 25 тыс. бойцов т. н. «истребительных отрядов», сформированных из числа местных жителей; только местными, уроженцами Галичины и Волыни, могли быть многие тысячи секретных информаторов и внедренных в структуры подполья агентов НКВД — схидняк, не владеющий в совершенстве местным диалектом, был бы «расшифрован» незамедлительно. Фактически в 1944–1949 гг. на Западной Украине шла настоящая гражданская война, причем война эта выросла из кровопролитных событий периода немецкой оккупации; именно это и обусловило запредельный уровень жестокости, проявленной каждой из противоборствующих сторон.

Стоит отметить, что попытки распространить террористическую деятельность бандеровского подполья на центральные и восточные области Украины оказались безрезультатными. Движение вернулось туда, откуда оно и начиналось — в Галичину. Так, за три года (с 1 июля 1946 г. по 30 июня 1949 г.) в Галичине (Львовская, Станиславская, Тернопольская, Дрогобычская области) было отмечено 2459 «акций» (теракты, диверсии, поджоги и пр.), на Волыни (Брестская, Волынская, Ровенская области) — 560, в Житомирской области — 75, Каменец-Подольской — 15,Черниговской — 3, Киевской — 3.

В жестокости, в абсолютном пренебрежении к судьбе мирного населения, против своей воли вовлеченного в кровавую вакханалию, стороны не уступали друг другу. Во всем остальном абсолютное превосходство было на стороне Красной Армии и войск НКВД. Чудес не бывает, и уже к весне 1946 года УПА была практически полностью разгромлена. Без тени смущения в докладе НКВД УССР от 25 мая 1946 г. использовано выражение «убито бандитов и прочих». О количественном соотношении «бандитов» и «прочих» можно судить по тому, что на 111 (сто одиннадцать) тысяч убитых и 251 тысячу арестованных приходится всего лишь 83 тыс. единиц изъятого оружия.

После таких потерь (и с учетом ста тысяч явившихся с повинной) от бандеровской «армии» остались лишь отдельные, разрозненные группы, которые на протяжении нескольких лет, скрываясь по лесам и горам, бессмысленно и беспощадно терроризировали население. Объявленная в декабре 1949 г. последняя по счету, пятая, амнистия была почти безрезультатной — к тому времени в «схронах» оставались лишь те, кто твердо решил исполнить первый пункт «Декалога ОУН» ( «Здобудеш Українську Державу, або загинеш у боротьбі за неї» ).

12 февраля 1945 г. погиб в бою первый командующий УПА Дмитро Клячкивский. 23 января 1947 г. застрелился блокированный в лесном «схроне» главный референт бандеровской СБ Мыкола Арсенич. 5 марта 1950 г. убит при задержании командующий УПА Роман Шухевич. После его гибели на протяжении четырех лет обязанности командира армии исполнял Васыль Кук, арестованный 23 мая 1954 г. Что же касается самого Степана Бандеры, то после освобождения в октябре 1944 г. он находился под «домашним арестом» в Берлине; накануне краха гитлеровской Германии немцы вывезли его в американскую зону оккупации — так сказать, «сдали с рук на руки». В дальнейшем Бандера жил в Мюнхене (а это самый богатый и дорогой город Германии) и руководил бесконечной чередой кровавых интриг, дрязг и конфликтов в т. н. «закордонной частине ОУН». Убит в Мюнхене агентом КГБ 15 октября 1959 г.

Сказать, что в СССР на обсуждение этой темы был наложен строжайший запрет, значит не сказать ничего. Сказать, что этому преступлению были задним числом придуманы нелепые оправдания, — значит сказать заведомую неправду. Не было никаких оправданий. Никто ничего и не пытался оправдывать. Народ и партия, отцы и дети, «верхи» и «низы» были едины в категорическом отрицании наличия самого предмета для обсуждения, тем паче осуждения. Вопросов не было — зато был ответ: несокрушимый, многотонный, на века. В граните и мраморе стоял над Трептов-парком в Берлине советский солдат-освободитель со спасенной немецкой девочкой на руках, и каждую весну к подножию монумента послушно ложились живые цветы. И даже после того, как в первые годы «гласности» стали публиковаться редкие и разрозненные воспоминания о том, что немецкая девочка могла оказаться в руках советского солдата в другой ситуации и с другими для девочки последствиями, эти голоса никто не захотел услышать. Точнее говоря — не смог услышать. Такая правда не вмещалась в сознание нормального советского человека.