Марк Солонин - Нет блага на войне

Становится понятным и неожиданное появление Мехлиса в сталинском кабинете вечером 21 и ранним утром 22 июня — начиная с 1924 года этот человек был рядом со Сталиным, выполняя роль особо доверенного порученца по тайным и грязным делам.

Наконец, становится психологически понятной реакция Сталина на сообщение о начале войны (а если быть совсем точным — на сообщение о начавшихся на рассвете 22 июня бомбовых ударах немецкой авиации). Сталин был потрясен, ошеломлен и едва не лишился дара речи — а как могло бы быть иначе? Он заказывал провокацию, а получил реальный удар в тот же самый день! Поверить в такое невероятное совпадение было невозможно. Такого не могло быть, потому что не могло быть никогда…

Сталин рассуждал абсолютно логично — и ошибся во всем. Но, как сказал по другому поводу и про другого человека (Льва Троцкого) сам Ленин, «это едва ли может быть поставлено ему в вину лично». Трудно было не ошибиться. Сталин не смог предугадать, предусмотреть, поверить в то, что его огромная, оснащенная лучшим в мире вооружением армия — это всего лишь вооруженная толпа будущих дезертиров и военнопленных. Даже в кошмарном сне не могла ему привидеться картина того, как тысячи танков и самолетов, десятки тысяч орудий, миллионы винтовок будут брошены на обочинах дорог панически бегущими толпами бывших красноармейцев…

Но не будем слишком строго судить товарища Сталина за эту ошибку. Ведь Вы, уважаемый читатель, даже сегодня, даже «задним умом», даже после всего, что было рассекречено и опубликовано в последние годы, что было рассказано немногими дожившими до эпохи свободы слова и печати очевидцами событий, не хотите поверить и признать этот реально состоявшийся факт. Стоит ли удивляться тому, что Сталин не смог сделать столь ошеломляющий прогноз?

Марк Твен как-то сказал: «Правда удивительнее вымысла, потому что вымысел должен держаться в пределах вероятного, а правда — нет». Изложенная выше версия событий июня 41-го достаточно невероятна для того, чтобы в конечном итоге оказаться правдой.

Это произошло в конце октября 1941 года в Иванове — знаменитом «городе невест» и крупном центре текстильной промышленности СССР. Разумеется, об этом событии не сообщалось в газетах. Предельно скупые в те страшные дни октября 41-го года сводки Совинформбюро монотонно и глухо сообщали о «напряженных боях на Можайском, Малоярославецком и Калининском направлениях». Ничего не писалось про «ивановский бунт» и в последующие шесть десятилетий. Да и сегодня, после того как бывший архив ЦК КПСС (ныне РГАСПИ, фонд 17, опись 88, дело 45) раскрыл одну из своих тайн, мы не можем достоверно сказать — насколько уникальными (или, напротив, типичными) были эти события.

Осенью 1941 года, после эвакуации управления Наркомата текстильной промышленности из Москвы в Иваново, этот город окончательно превратился в «текстильную столицу страны». Вот только с женихами стало совсем худо: мужчины в городе остались (как становится очевидно из тех документов, что будут приведены ниже) только среди начальства, простых мужиков почти поголовно забрали в армию.

В начале сентября (документ не позволяет установить точную дату) инструктор Козлов и ответорганизатор оргинструкторского отдела ЦК ВКП(б) Сидоров направили в Москву докладную записку «О положении на текстильных предприятиях Ивановской области». Положение было весьма тревожным, проще говоря — предзабастовочным:

«… В последнее время имели место волынки отдельных групп рабочих, самовольно бросавших работу до окончания рабочего дня. Такие факты имели место на трех фабриках Вичугского района… на двух фабриках Фурмановского района… и на некоторых других предприятиях Ивановской области (многоточиями заменен длинный перечень крупных фабрик с числом работающих от 7 до 12 тысяч человек. — MC.). Рабочие высказывают резкое недовольство, а иногда и антисоветские настроения. Обычные разговоры на фабриках, передаваемые друг другу, о том, что на той или иной фабрике забастовали и им увеличили норму хлеба до килограмма.

На собрании рабочих фабрики им. Ногина работница Кулакова заявила: «Гитлер хлеб-то ведь не силой взял, ему мы сами давали, а сейчас нам не дают, ему, что ли, берегут?» Работница Лобова высказала следующее: «Ходим голодные, работать нет мочи. Начальство получает в закрытом магазине, им жить можно». Пом. мастера Соболев и мастер Киселев (это единственные две мужские фамилии, все остальные «волынщики» — женщины) заявили: «Если нас возьмут в армию, мы покажем коммунистам, как нас морить голодом». Работница прядильной фабрики комбината «Большевик» заявила коммунистке Агаповой: «Сохрани Бог от победы советской власти, а вас, коммунистов, всех перевешают».