Андрей Гордеев - История казаков со времён царствования Иоанна Грозного до царствования Петра I

Первым делом по прибытии в Москву Димитри принял меры о возвращении матери, инокини Марфы, ив заточении, и 18 июля состоялся торжественный ее въезд в Москву, Она, после опроса ее Годуновым и заявления ее, что сын ее жив, была заключена в Троицко-Сергиевскую Лавру под строгий надзор. При ее возвращении из Троицы в Москву Димитрий выехал навстречу в Тайнинское. Царицу везли в карете, Димитрий подъехал верхом. Карета остановилась, он соскочил с лошади и бросился к карете. Инокиня Марфа полуоткрыла занавес кареты и Димитрий бросился в ее объятии, оба зарыдали и оставались в таком положении около четверти часа. Затем карета двинулась в сторону Москвы, а Димитрий слез с лошади и пошел пешком за каретой.

Народ ликовал под звон колоколов; тысячи голосов поздравляли царицу, что неисповедимыми путями Господа она через много лет страдании материнско-то обрела своего единственного сына. Никто теперь не сомневался, что на московском престоле настоящий сын царя Ивана. Инокиня Марфа была помещена в Вознесенском монастыре и окружена исключительными заботами. Димитрий бывал у нее каждый день и оставался по несколько часов.

Возвращены были из ссылки сосланные Годуновым дядя Нагой, бояре Романовы, Ксении Ивановна, жена боярина Федора Романова, которая была соединена со своим сыном Михаилом и поселена в Ипатьевском монастыре, построенном предком Бориса Годунова. Возвратились также Шуйские и кн. Василий дал клятву за всю семью в верности Димитрию. Димитрий Василии Шуйского приблизил к себе. Даже Иван Годунов был помилован и назначен воеводой в Сибирь. (Костомаров. «Смутное Время», стр. 245). 30 июля 1605 года в Успенском соборе было совершено венчание Димитрия на царство. После венчании Димитрий пошел в Архангельский собор поклониться гробам отцов и праотцев, а оттуда в Благовещенский. Народ, затаив дыхание, следил за каждым шагом царя и проливал слезы радостного умиления. Из всех царских венчаний, ни одно еще не было достойно такой долгой памяти, как по странной судьбе, венчавшегося царя Димитрия.

Таким образом закончилась восьмимесячная борьба Годунова и поднявшегося против него до сих пор неизвестного претендента на царский московский стол, Димитрия. Годунов потерпел поражение не в силу недостатка войск или проигранных сражений, все материальные возможности были на стороне Годунова, а исключительно из-за психологического состояния народных масс.

Начавшееся царствование Димитрия в дворцовых порядках, отношении к окружающим вносило многое, не отвечавшее сложившимся обычаям при московском дворе. Во-первых, он ходил свободно по улицам, без сопровождения придворных, свободно разговаривал с народом, каждый мог обратиться к нему с просьбой; он принимал жалобы и письма, заходил в мастерские, где осматривал пушки, сам пробовал их качество и метко стрелял. Не спал по обычаю московских царей, после обеда, и время отдыха употреблял на проверку казны и других дел. Проявлял даже на народных празднествах боя с медведями удаль, и выходил на бой с медведем сам, и поражал их.

Простота эта нравилась народу, зарождалось чувство привязанности к нему. Но, с другой стороны, при строгих московских нравах, ревниво охранявших установившиеся веками обычаи, освященные церковью, — все это могло казаться странным и отступлением от старых обычаев, и для народа оскорбительным. Бояр он обличал в невежестве и советовал чаще ездить за границу, наблюдать и учиться и пополнять свою отсталось, заимствуя навыки западных народов. Был вспыльчив и его палка нередко ходила по спинам притворных. Все это давало для его врагов основание начать возбуждение против него в народе толки, что царь не держится русских обычаев, он еретик и, заняв престол, является опасным для целости России в веры православной. Однако распространения этих слухов было недостаточно, чтобы поднять народ против Димитрия, как это удалось против Бориса Годунова. Во внешней полипике Димитрий был связан более сложной обстановкой. Движение его против Годунова начиналось в Польше, и среда которая оказывала ему помощь, имела свои цели и стремилась извлечь из него соответствующие выгоды. Во-первых, король Сигизмунд надеялся при помощи Димитрия занять шведский престол, получить от него северные русские земли, т. е. Киевщину и Новгород-Северский с Черниговщиной, вечный мир с Польшей, разрешение иезуитам строить в России церкви, свободу действий католическому духовенству. В личных контактах Сигизмунд называл Димитрия не царем, а «господином». В общем, при начинавшейся Смуте, Димитрий являлся для Сигизмунда средством достижения политических целей. Римская Курия также надеялась с помощью Димитрия подчинить Московию римскому папе. В какой степени Димитрий давал надежды на осуществление этих целей, находясь на территории Польши, — трудно определить, но, заняв московский трон, в официальной переписке отвечал: «Земли Северские он не даст, заплатил деньгами; мир с Польшей желателен; церквей католикам строить не позволит; для присоединения Швеции к польской короне буду помогать деньгами».