Рейнхард Гелен - Отдел «Восток» - тайные операции западных спецслужб против СССР

Третья группа состояла из специалистов по России, в основном родившихся там немцев, знавших страну и людей и владевших русским языком как родным. Она занималась пе-реводом документов. Ее сотрудники привлекались часто и для устных переводов, в том числе на допросах. Руководителю группы подчинялся следственный изолятор отдела. Значение группы было особенно велико в связи с тем обстоятельством, что в Германии имелось мало настоящих знатоков России. Мы считали очень важным обеспечить высшее военное командование квалифицированными консультациями по всем российским проблемам.

Здесь мне хотелось бы особо отметить своего друга барона фон Ренне, который отлично понимал и всячески поддерживал проект создания антикоммунистической добровольческой русской армии для участия в борьбе против сталинской диктатуры, который предложил превосходный знаток России Вильфрид Штрик-Штрикфельдт.

Как и ряд других моих друзей, фон Ренне пал жертвой карательных акций, развязанных Гитлером после покушения 20 июля 1944 года. Не только трагическая судьба многих людей, с которыми я был знаком и взгляды которых разделял, побуждает меня написать в меру своих знаний и возможностей об обстоятельствах, которые могут пролить свет на причины и закулисную сторону тех событий. Я должен сказать об этом еще и потому, что некоторые люди, не зная всех деталей, обвиняют меня в пассивности и нечеткой позиции, когда речь шла об устранении Гитлера.

Еще зимою 1941/42 года меня посетил полковник, ставший позднее генералом, фон Тресков. Он был в то время заместителем начальника оперативного отдела группы армий «Центр». Я хорошо знал его по академии, где мы вместе учились. Обмениваясь мнениями, мы пришли к выводу, что нынешняя военная кампания, а вместе с ней и война будут проиграны, и вовсе не по политическим или военным причинам, а вследствие постоянного некомпетентного вмешательства высшего руководства, то есть Гитлера, что уже привело к ряду элементарных ошибок. Когда мы задались вопросом, каким образом можно воспрепятствовать такому развитию событий, логическим ответом на него было лишь одно — устранить Гитлера. Наш разговор остался неоконченным. Смутило, что мы нарушаем данную фюреру присягу. И это неудивительно: ведь нас воспитали в духе старых прусских офицерских традиций.

В 1943 году генерал Хойзингер кратко посвятил меня в планы движения Сопротивления. До того я долго размышлял, сопоставлял факты и убедился, что они, эти факты, свидетельствуют: вина Гитлера в предстоящей катастрофе неоспорима. Так что сказанное Хойзингером не было для меня неожиданностью. Генерал, как и я, принадлежал к кругу лиц, к которым стекалась информация о реальном положении дел на фронтах и в рейхе и которые могли ясно видеть роковые последствия для нашего отечества, ведущего трудную борьбу.

Вскоре после этого в беседах со своим однополчанином Штифом (в то время он был начальником организационного отдела генштаба) я не раз предупреждал его о настоятельной необходимости ограничить число людей, знавших о готовящейся террористической акции, и соблюдать чрезвычайную осторожность при подготовке устранения Гитлера. Еще раз подтвердилось, что немцы — плохие заговорщики. Оглядываясь назад, я остаюсь при мнении, что убрать Гитлера было нужно, но сделать это следовало бы по-другому.

А то, что я не сразу попал в список подозреваемых после провала заговора 20 июля 1944 года, случилось лишь благодаря следующему обстоятельству: 1 июля у меня произошло заражение крови в тяжелой форме, и после кратковременного пребывания в местном лазарете я был переведен в госпиталь в Бреслау. Обо мне, видимо, просто забыли, хотя за два или три дня до того меня в госпитале навещал полковник барон фон Фрайтаг-Лорингховен, чтобы проинформировать о намеченной на 20 июля акции. А потом не стали трогать.

Эти события до сих пор не перестают волновать умы людей. Появляются все новые воспоминания участников. Журналисты, писатели, ученые, да и много других лиц высказывают о них свое мнение. Я всегда придерживался того взгляда, что в нормальном демократическом обществе государственная измена остается государственной изменой. Она может быть нравственно оправдана лишь в одном-единственном случае, когда вызвана особо трудным, катастрофическим положением страны. Что касается моих друзей, которые отважились сделать такой шаг, то в данном случае я усматриваю как раз наличие такой трагической ситуации в Германии, вызванной фатально гибельным руководством Гитлера.