Геогрий Чернявский - Лев Троцкий. Революционер. 1879–1917

Сам Шпенцер и люди из круга его друзей и знакомых придерживались леволиберальных взглядов. Они охотно критиковали существовавшие порядки, с интересом и симпатией следили за прорывавшимися наружу слухами о тайных действиях народовольцев, но отнюдь не призывали следовать их примеру. Их идеалом была конституционная монархия с демократическим законодательством, парламентской системой и местным самоуправлением. Когда в 1894 г. умер император Александр III, проведший ряд контрреформ и отменивший целый ряд прогрессивных законов своего предшественника Александра II, они стали возлагать большие надежды на нового царя Николая II, однако вынуждены были испытать горькое разочарование, ибо молодой государь при приеме делегации земцев назвал конституционные надежды «бессмысленными мечтаниями».

В городе Лев получал не только образование – в училище и дома, но и овладевал навыками приличного поведения и культуры, свободной от деревенских влияний, обусловленных примитивизмом быта и сложившимися традициями. «Мне шаг за шагом объясняли, что нужно здороваться по утрам, содержать опрятно руки и ногти, не есть с ножа, никогда не опаздывать, благодарить прислугу, когда она подает, и не отзываться о людях дурно за их спиною» [55] . Судя по всему, все это попадало на благоприятную, восприимчивую почву. Во всяком случае, Лев никогда не сожалел об утрате деревенского образа жизни, не стремился к нему возвратиться, отнюдь не страдал яновской ностальгией.

Учась в подготовительном классе, Лев впервые попал в театр на украинский спектакль «Назар Стодоля» по пьесе Т.Г. Шевченко, в котором не только подчеркивалась национальная идентичность украинского народа, но и содержались скрытые призывы к освободительной борьбе. В своих воспоминаниях Троцкий, надо сказать, признавался, что значительно больше ему тогда понравился одноактный водевиль «Жилец с тромбоном», который в качестве приложения шел после пьесы Шевченко [56] . Правда, в следующие годы подросток пристрастился к итальянской опере, спектакли которой в замечательном Одесском оперном театре проходили регулярно. Он даже стал давать платные уроки младшим ученикам, чтобы накопить деньги на посещение оперы. Несколько месяцев он был тайно влюблен в некую певицу, носившую таинственное имя Джузеппина Угет, у которой было колоратурное сопрано. Это имя, но прежде всего его носительница казались ему «сошедшими с небес на подмостки одесского театра» [57] .

Немалым событием было обнаружение у Льва близорукости. Когда доктор распорядился, чтобы он носил очки, радости подростка не было предела. Очки, по его мнению, придавали значительность и интеллигентность.

Детские мечтания (поначалу Лева лелеял надежду стать великим актером [58] ) уступали место более трезвым текущим делам. Постепенно Лев втягивался в регулярную школьную жизнь. Лева продолжал много читать, хотя и бессистемно, но, обладая великолепной памятью, умел обращать внимание на всевозможные оригинальные факты и мнения, сравнения, показательные цифровые характеристики. Особенно поразительным было именно мгновенное усвоение цифр. В доме Шпенцеров Лев мог целыми вечерами одинаково легко говорить о Юлии Цезаре, Наполеоне Бонапарте или Льве Толстом, но в первую очередь Лев интересовался историческими книгами и запоминал хронологию не хуже, чем статистику. Он не без интереса пролистывал Библию, но никакого чувства трепета она у него не вызывала. К священной книге он относился так же, как к любому другому историческому или художественному сочинению.

Лев рано научился эффективно и эффектно использовать полученные, часто случайные знания в выгодных для себя ситуациях, стремясь превзойти окружающих, получить наиболее высокие оценки, короче говоря, был весьма самолюбив. По воспоминаниям Шпенцеров, некоторые учителя боялись задавать ему вопросы, чтобы не оказалось, что он знает больше, чем его наставники [59] . Жена Шпенцера не находила слов для того, чтобы похвалить Льва в его школьные годы. Отчасти это можно объяснить тем, что в 1920-х гг., когда она беседовала на эту тему с Истменом, Троцкий стал всесильным наркомом по военным и морским делам, и родство со знаменитым большевиком придавало вес, а возможно, и бо́льшую долю безопасности самим Шпенцерам. Но думается все же, что рассказ был в своей основе искренним, ибо при желании можно было найти и другие черты у маленького Льва, более соответствовавшие устоявшимся к тому времени советским представлениям о вожде Троцком. Истмен же услышал рассказы о том, как великолепно Лев учился, как его любили учителя, какой он был чистенький и всегда занятой: «Я никогда не видела его грубым и злым. Но я беспокоилась, что он чрезмерно аккуратен». И далее следовал рассказ, как однажды Лев получил новый костюм, в котором пошел гулять со своей тетей. Вдруг ему показалось, что из пиджака торчит нитка, и он, очень обеспокоенный, все хотел ее как-то оторвать [60] . Сам Шпенцер в свою очередь рассказывал Истмену: «Я определенно могу сказать только две вещи: в это время он не интересовался девочками и не интересовался спортом… Он был очень умным мальчиком – не только в своих книгах. В то же время он был очень тактичен. Он понимал, что оказался в чужой семье, и знал, как себя вести. Ему было только десять лет, но он был сдержанным и уверенным в себе. И у него было чрезвычайное чувство долга, возможно, инстинктивное. Никто не должен был заботиться о его подготовке, никто не должен был беспокоиться о его уроках. Он всегда делал больше, чем от него ожидали» [61] .