Джеймс Миченер - Гавайи - Миссионеры

Расскажите моим гостям то, что вы говорили в церкви о распространении Америки до островов, – попросил калифорниец. Услышав это, Рафер Хоксуорт весь подался вперед и принялся жевать свою дорогую манильскую сигару.

– Я вижу тот день, – начал излагать Михей, – когда между Бостоном и вот этим городом протянутся широкие дороги, по которым будет ездить множество людей. Они, наконец, заселят те земли, которые мне довелось видеть, создавая богатейшие города. Школы, колледжи, церкви – все это будет процветать. Ведь один только Йель не сможет принять миллионы желающих… Михей пророчествовал, как Иезекиль.

– А каким вам видится будущее Гавайев? – нетерпеливо перебил рассказчика Хоксуорт.

– Когда произойдет все то, о чем я сейчас говорил, капитан, Америка, повинуясь естественному импульсу, совершит прыжок через Тихий океан и примет в свои объятия Гавайи. Это обязательно произойдет! Это должно произойти!

– Вы хотите сказать, что Америка объявит войну Гавайской монархии? – не отступал Хоксуорт, незаметно для себя подвинув руки к краю стола.

– Нет! Никогда! – в запале выкрикнул Михей, увлеченный своими же мечтами. – Америка никогда не возьмется за оружие, чтобы расширить свои владения. Если эта горячка касательно золота будет и впредь привлекать в Калифорнию такое большое количество людей, и при условии, что Гавайи будут процветать, как это должно случиться, оба народа, естественно, поймут, что их интересы… – Здесь он в смущении замолчал, потому что почувствовал: если капитан Хоксуорт соглашается с его доводами, то миссис Хоксуорт отнюдь не так жизнерадостно воспринимает эти прогнозы. Тогда Михей сказал: Простите меня, мэм. Я взял на себя смелость пред положить, что так будут думать и сами гавайцы в тот момент.

К его великому облегчению, Ноелани заметила:

– Вам не нужно извиняться, Михей. Вполне очевидно, что рано или поздно Гавайи станут жертвой американцев, – добавила она, – потому что мы – очень маленькая и слабая страна.

– Мэм, – взволнованно подхватил молодой священник, – я хочу убедить вас в том, что американцы не допустят никакого кровопролития!

– Нас уже убедили в том, – спокойно ответила Ноелани, – что кровопролитие в скором времени начнется внутри вашей собственной страны, и причиной тому – рабство.

– Война? В Америке? – изумился юноша. – Никогда! И никогда мы не станем объявлять войну Гавайям. Это так же невозможно.

– Молодой человек, – вмешался капитан, увлеченный спором, – мой корабль отплывает в Гонолулу завтра утром. И мне было бы очень приятно, если бы вы составили нам компанию. – Затем он добавил то, что, по его расчетам, должно было растопить сердце любого священника. – В качестве почетного гостя.

Михей, инстинктивно чувствовавший, что ему не нужно завязывать тесного знакомства с фамильным врагом, начал колебаться, но в этот самый момент, к удовольствию капитана и окончательному смущению самого священника, Малама положила свою руку на ладонь юноши и воскликнула:

– Прошу вас, поедемте с нами! Михей вспыхнул и, запинаясь, выдавил:

– Я хотел поближе познакомиться с Сан-Франциско и планировал задержаться здесь ещё на несколько дней.

– Ну, ждать мы не будем! – категорично заявил Хоксуорт, все так же играя роль старого испытанного друга. – Мы делаем хорошие деньги, поставляя провизию из Лахайны на золотые прииски, и каждый день задержки стоит мне целого состояния.

Вы сможете посмотреть Сан-Франциско и в другой раз, – заманчиво предложила Малама, и когда Михей за глянул в её бездонные глаза, он почувствовал, как логика покид– ает его. И хотя он совершил поход в три тысячи миль, чтобы познакомиться с феноменом запада, в этот момент юноша еле слышно произнес:

Я немедленно перевезу свои вещи на борт корабля, даже несмотря на то, что сегодня воскресенье.

На борту "Карфагенянина" Михей не беседовал с капитаном Хоксуортом об Америке или о Гавайях с его супругой. Вместо этого он по пятам следовал за Маламой, куда бы она ни направлялась. Вместе с ней он наблюдал за звездами, следил за игрой дельфинов и рассматривал причудливые облака. В первые дни на палубе было достаточно холодно, и девушка надевала орегонскую доху с меховым капюшоном. При этом мех приятно обрамлял её лицо, и однажды, когда ветер начал раздувать ворсинки капюшона, заслоняя глаза Маламы, Михей почувствовал, как ему инстинктивно хочется поднять руку и разгладить мех. По чистой случайности в этот момент девушка нагнулась и коснулась щекой его пальцев. Юноша сразу же ощутил мягкость её кожи, а потом позволил себе даже пропустить ладонь за шею Маламы, притягивая к своему лицу её губы. Впервые в жизни Михей поцеловал девушку, и в ту минуту ему показалось, что целое семейство дельфинов ударилась в борт корабля. В изумлении он отпрянул, а высокая островитянка рассмеялась и стала поддразнивать молодого священника: