Когда высокомерного пожилого мужчину, худощавого и чопорного, провели к миссионерскому дому, он сразу же понял, что здесь произошло. Правда, Торн пришел в ужас, когда узнал, что Эбнер решил оставить при себе всех четверых детей.
– Вы должны найти себе новую жену или вернуться к друзьям в Америку, логично предложил Торн.
– Моя работа заставляет меня оставаться здесь, – заупрямился Эбнер.
– Господь никогда не призывал своих слуг истязать себя, – возразил Торн. – Брат Эбнер, я сейчас как раз занимаюсь тем, что подготавливаю все необходимое для того, чтобы забрать ваших детей в Америку.
Вместо того чтобы начать спор против этого вполне разумного решения, Эбнер осторожно поинтересовался:
– Скажите, а сможет ли Михей поступить в Йель?
– Я сомневаюсь в том, что здесь он смог получить достаточную подготовку, – поморщился Торн. – Ему ведь пришлось жить вдалеке от книг.
– Услышав такие слова, Эбнер немедленно позвал своего сынишку с болезненным цветом лица и попросил его встать по стойке "смирно". Мальчик вытянулся в струнку перед важным гостем из Бостона. Командным голосом Эбнер приказал:
– Михей, я хочу, чтобы ты прочитал наизусть первую главу из книги Бытия сначала на иврите, потом по-гречески, затем на латыни и, наконец, на английском. А потом я попрошу тебя объяснить преподобному Торну семь или восемь абзацев, которые особенно сложны для перевода с одного языка на другой.
Сначала преподобный Торн хотел прекратить подобную демонстрацию способностей, как ненужную. Он мог и поверить Эбнеру на слово, что его мальчик действительно так хорошо развит. Но как только он услышал знакомые золотые слова, то устроился удобнее в кресле и с благоговением принялся вслушиваться в эти полные смысла строки. Высокомерный священник был потрясен острым чувством языка, которым владел этот мальчик. Он даже расстроился, когда цитаты кончились, поэтому спросил Михея:
– А как этот отрывок звучит на гавайском?
– Я не умею говорить по-гавайски, – объяснил тот. Когда мальчик удалился в свою комнату, Торн обратился к Эбнеру:
– Мне хотелось бы познакомиться с гавайскими священниками.
– У нас таких нет.
– А кто же будет читать проповеди, когда вы уедете отсюда? – удивился Торн.
– Я никуда не собираюсь уезжать.
– Но как же будет потом существовать эта церковь?
– Гавайцам нельзя доверять такое ответственное дело, – настаивал Эбнер. – Наверное, вам уже кто-нибудь успел рас сказать о Кеоки и Ноелани?
– Да, – холодно заметил Элифалет Торн. – Сама Ноелани в Гонолулу. Сейчас у неё четверо прекрасных детей, воспитываемых в христианской вере.
Эбнер потряс головой, чтобы сфокусировать зрение, но некоторое время стоял в растерянности. Он никак не мог сообразить, откуда он знает Элифалета Торна. И вдруг он вспомнил все: как этот высокомерный и мрачный священник ходил от колледжа к колледжу и выбирал будущих миссионеров. Это было в далеком году.
– Вот что вам необходимо сделать, преподобный Торн, – взволнованно заговорил Эбнер. – Возвращайтесь в Йель и подберите там новых миссионеров. Нам здесь их потребуется не меньше дюжины.
– Но в наши намерения никогда не входило присылать на острова бесконечное количество белых людей, чтобы помогать туземцам управлять своими делами, – резко ответил Торн. Внезапно слово "управлять", произнесенное им, напомнило священнику о том, зачем он, собственно, и приехал на Гавайи. Однако эта тема была настолько щекотливой, что он не знал, с чего лучше начать.
Наконец, Торн прокашлялся и заговорил напрямую:
– Брат Эбнер, комитет в Бостоне очень недоволен двумя аспектами, касающимися гавайской миссии. Первое: вы установили здесь настоящую епархию, с центром в Гонолулу, контролирующим острова. Вы должны понимать, что это неприемлемо для нашей конгрегационной церкви. Второе: вы отказались воспитывать будущих священников из гавайцев, которые впоследствии смогли бы занять ваше место. Это серьезные ошибки, и я от имени комитета должен наказать тех, кто несет ответственность за допущенные промахи.
Эбнер холодно смотрел на своего инквизитора и думал: "Как он может судить меня относительно происходящего на Гавайях, если никогда не жил здесь? Конечно, он может порицать мои действия, но чем он подкрепит свое обвинение?"
Преподобный Торн уже столкнулся с чем-то подобным в Гонолулу. Сейчас он рассуждал так: "Он, наверное, сейчас осуждает меня за то, что я сужу о его работе, ничего не зная о местных условиях, но каждая ошибка начинается с каких-то особых обстоятельств".
Читать дальше