Джим Бишоп - Голгофа - Последний день Иисуса Христа

Ирод вскочил на ноги и осыпал Иисуса бранью, извлекая из глубины своей памяти эпитеты, которые приходили ему на ум лишь в сильном гневе. Он насмехался и говорил колкости, обозвал несчастного царем без царства и монархом без подданных. Четверовластник обошел вокруг Иисуса и язвительно отозвался о Его жалком виде, грязной одежде, немытых ногах и распухшем от побоев лице. Тоже мне Царь! Царь чего?

Антипе пришла в голову мысль. Он подозвал одного из слуг и прошептал ему что-то на ухо, при это подмигнув священникам. Все молча ждали, что будет. Через несколько минут слуга вернулся, держа в руках красивую накидку. Красного цвета одеяние, какое носили вожди кочевых племен, было скорее театральным, нежели царственным. Ирод взял накидку в руки и вытряхнул из нее пыль. Затем с издевательской улыбкой он набросил ее на плечи Иисуса и завязал красные шнурки на шее.

Это выглядело комически, и даже священники не могли удержаться от смеха. Иисус стал самым жалким и смешным из вождей.

Царь Ирод приказал отвести Его к Пилату. Иисус пошатывался от слабости, ведь Он провел на ногах много часов.

* * *

Юный апостол Иоанн сделал доброе дело. Он решил, что лучше всего распространить трагическую весть, если сбегать в несколько важных мест и попросить там передать новость дальше. Сначала он зашел в дом отца Марка, потом повстречал Петра и других апостолов и сообщим им, что Христа осудили на смерть и, насколько ему известно, римляне содержат Иисуса в претории. После этого Иоанн побежал в Вифанию, чтобы оповестить Лазаря, Марфу и Марию, и что важнее всего, осторожно сказать о случившемся матери Иисуса.

Он понимал, что Мария слышала из уст Сына, что произойдет с Ним, но Иоанн знал, что даже предупреждения Самого Христа не смягчат горя матери. Задыхаясь и останавливаясь, чтобы перевести дух, он подробно рассказал всем о последних событиях в жизни Иисуса, о Тайной вечере, и даже повторил молитвы Иисуса в Гефсиманском саду. Он поведал о нападении на Учителя, Его аресте и приговоре.

Слушающие тихо плакали, никто не стал громко причитать. Они скорбно внимали, утирая слезы, и склоняли головы перед волей Отца. Мария была преисполнена решимости не причинять боли Сыну проявлением своих чувств. Когда Иоанн все рассказал и ответил на все вопросы, Мария сказала, что пойдет с ним в Иерусалим.

Молодой человек запротестовал. Он не хотел, чтобы хрупкая женщина, которую он полюбил не меньше, чем Иисуса, увидела жестокое обращение со своим Сыном. Иоанн просил ее остаться с Марией и Марфой и пообещал вернуться прежде, чем займется субботняя заря, чтобы рассказать все.

Мария покачала головой. Она пойдет в ним. Если Иисус умрет в Священном городе, как Он предрекал, то она хотела быть рядом с Ним. Иоанн с мольбой посмотрел на Лазаря, но тот отвел глаза. Сейчас не помогут никакие аргументы. Мария была с Сыном, когда Он появился на свет - она будет с Ним, когда Он сделает свой последний вздох.

10 часов

Солнце поднялось уже довольно высоко, и теплый южный ветер очистил небо. В городе словно разливалась бодрость и жизнерадостность, запоздавшие караваны богомольцев из Галилеи и Иоппы входили в город с песнопениями.

Торговцы с порога лавок зазывали прохожих поспешить с покупками, так как скоро все закроется на празднование субботы. По улицам города бежали веселые дети с букетами полевых цветов, чтобы первыми принести их в храм. По двору храма ходили белобородые длинноволосые старики, обменивались семейными новостями, радуясь предстоящему урожаю и ругая молодое поколение.

На дальнем склоне горы Елеонской слышался звук пастушьей дудочки. Овцы, не поднимая головы от свежей весенней зелени, следовали за пастухом. По Вифлеемской дороге к городу шли семейства из Александрии, и когда их взору открывался Иерусалим, они останавливались, чтобы полюбоваться сверкающими шпилями храма. Сердце находило утешение здесь, это было их духовное пристанище.

В это время Иисуса вели назад в крепость Антония. Стражники видели, как он устал. Иисус шел медленно, тяжело дыша открытым ртом. Лицо выражало невыносимую боль.

Священники оказались перед дилеммой, и их утешало лишь то, что для прокуратора она была еще серьезней. Он отказался заниматься этим делом и передал его царю галилеян. Теперь дело возвращалось к его порогу, и так или иначе ему придется быть судьей. Дилемма священников была в том, что начав заговор против Иисуса, они должны были успешно довести его до конца. Дело, которое началось с богохульства, по их мнению, все время усложнялось, и к этому часу стало угрозой для всей нации.