Феликс Кандель - Земля под ногами. Из истории заселения и освоения Эрец Исраэль. 1918-1948(Книга вторая)

В 1920-1922 годах возникали поселения и в других местах. Репатрианты из Украины основали кибуц Кирьят-Анавим неподалеку от Иерусалима; севернее Хадеры появился кибуц Ган-Шмуэль, возле Хайфы - кибуц Ягур, а рядом с Дганией, "матерью кибуцов" на южной оконечности озера Кинерет, возникла еще одна Дгания: с тех пор их стали называть Дгания-Алеф и Дгания-Бет, то есть Дгания Первая и Дгания Вторая.

Первому ребенку, родившемуся в Дгании-Бет, дали имя Шломит: это была дочь Йосефа Фрумкина, одного из основателей кибуца. Сохранился его дневник на русском языке, в котором есть такие слова: "Родина пустынна и голодна, сожжена жарким солнцем; лихорадка и трахома, и прочее, прочее. Она зовет пионеров, которые должны подготовиться ко многим лишениям, чтобы устоять и приготовить нашу родину для массового переселения бездомных и страждущих. Устоять! Главное - устоять."

В 1922 году возникло поселение Бен-Шемен восточнее Ришон ле-Циона; через два года польские хасиды основали Кфар-Хасидим юго-восточнее Хайфы и Бней-Брак возле Тель-Авива; еще через два года появился кибуц Мишмар га-Эмек в Изреэльской долине.

Анна Шохат, дочь Мани и Исраэля Шохат, основателей организации Га-Шомер, вспоминала 1920-е годы: "Это было время всеобщей бедности. Еды постоянно не хватало. Мама была казначеем Рабочего батальона; ей постоянно приходилось брать взаймы в одном банке и нести в другой, чтобы погасить прежнюю задолженность. При помощи этого нехитрого приема она сумела без всякого основного капитала прокормить Кфар-Гилади, Рамат-Рахель, Тель-Йосеф, а возможно, и Тель-Хай.

Как и все кибуцные дети, мы жили в общежитии, которое занимало в Кфар-Гилади два барака. В каждой комнате стояли по две кровати, и спать приходилось по несколько человек в одной постели, "валетом". Перед сном вытаскивали друг у друга колючки из подошв, так как всё время ходили босиком, в дождь и снег. Потом стало полегче: спали в кровати уже по двое.

Не только взрослые - дети тоже немало трудились, и что такое каникулы, мы не знали. Еще в пятилетнем возрасте мой рабочий день начинался до рассвета. Работа и учеба, учеба и работа - и так всё время. В четыре часа утра мы выходили доить коз, в десять часов - вторая дойка, а в промежутке пасли скот. Летом мы вставали в три часа утра и обламывали созревшие початки кукурузы; в поле работали, конечно, босиком, потому что башмаков ни у кого не было. Пасли гусей и телят - это тоже поручали нам, а дети постарше уже выходили на пахоту и жатву.

Каждого из нас воспитывали в безусловной вере, что труд - это высшая ценность. И еще одна высшая ценность: не предавать товарища, не доносить. Каждый точно знал: если его схватят и начнут бить, выпытывая, где хранится оружие, - надо молчать, как бы ни было больно. Помню, как я представляла себе: вот меня хватают, меня пытают, но я не раскрываю рта.

Бывало, мы целыми ночами сидели на складе и наждачной бумагой очищали пули от ржавчины. Начистим до блеска, сложим кучками и рассуждаем, как будем себя вести, если попадемся. В одиннадцатилетнем возрасте начали изучать оружие; маузеры и парабеллумы мы могли разбирать и собирать с завязанными глазами. Это были, конечно, секретные занятия, которые проходили на сеновале.

Было еще одно потайное место, название которого мы даже не решались выговорить вслух. Верность и умение хранить тайну - эти два качества считались священными."

Летом 1921 года из Египта пришел поезд, и на перрон в Тель-Авиве сошла группа людей, приехавших из Америки, - взрослые с детьми. "Трудно было выбрать более неудачное время для приезда, - вспоминала одна из рибывших. - Всё нас слепило - воздух, песок, белая штукатурка домов; всё пылало на полуденном солнце, и мы совсем увяли, когда, оглядев пустую платформу, поняли, что нас никто не встречает".

Они стояли на перроне под жгучим солнцем, смотрели на бескрайние пески и не знали куда идти, что делать. Была у них мечта, ради которой приехали из Америки, но реальность ошеломила, и один из мужчин сказал то ли в шутку, то ли всерьез: "Ну, Голда, ты хотела в Эрец Исраэль? Вот мы и приехали. А теперь можно ехать обратно, с нас хватит".

Добавим к сказанному, что Голда - это Голда Мейерсон, в будущем Голда Меир, которая рассказывала через много лет: "Наши представления о Палестине были довольно примитивны; мы собирались жить в палатках, поэтому перед отъездом я весело распродала всю нашу мебель, занавески, утюг, даже меховой воротник старого зимнего пальто (к чему в Палестине зимние вещи!) Единственное, что мы единодушно согласились взять с собой, был патефон с пластинками... Сможем, по крайней мере, слушать музыку в пустыне, куда мы держали путь".