Эдвард Гиббон - Закат и падение Римской империи. Том 5

До шестидесяти трех лет Мухаммед обладал достаточными силами, чтобы исполнять все мирские и духовные задачи своей миссии. Его припадки падучей болезни были нелепой клеветой со стороны греков и во всяком случае должны бы были возбуждать скорей сострадание, чем отвращение; но он серьезно верил в то, что одна жидовка отравила его в Хайбаре из мщения. В течение четырех лет здоровье пророка все слабело; его недуги все усиливались, и он умер от двухнедельной лихорадки, от которой минутами терял рассудок. Лишь только он понял опасность своего положения, он показал своим единоверцам назидательный пример смирения и покаяния. "Если найдется человек, которого я несправедливо подверг бичеванию,— сказал пророк с церковной кафедры,— пусть он вымещает свою обиду на моей собственной спине. Запятнал ли я репутацию кого-либо из мусульман? Пусть он заявляет о моей вине в присутствии всего собрания. Лишил ли я кого-либо собственности? Мое небольшое состояние уплатит и капитал, и проценты долга". "Да,— раздался голос из толпы,— мне следует получить три драхмы серебра". Мухаммед выслушал жалобу, удовлетворил претензию и поблагодарил своего кредитора за предъявление обвинения в этом мире, а не в день последнего суда. Он с хладнокровием и твердостью ожидал смерти, дал свободу своим рабам (как рассказывают, семнадцати мужчинам и одиннадцати женщинам), подробно установил церемонию своих похорон и сдерживал скорбь своих плачущих друзей, которых благословил в дышавших миролюбием выражениях. Только за три дня до своей смерти он перестал публично совершать молитву; он указал на Абу Бекра как на своего будущего заместителя, и этим как будто назначил этого старинного и преданного друга своим преемником, и в звании первосвященника, и в звании светского правителя; но он благоразумно воздержался от более формального назначения из опасения возбудить зависть. Когда его умственные способности стали видимым образом слабеть, он потребовал пера и чернил для того, чтобы написать или, верней, продиктовать божественную книгу, в которой он намеревался вкратце изложить и дополнить все свои откровения; тогда между окружающими возник спор о том, можно ли допустить, чтобы над авторитетом Корана был поставлен какой-либо другой высший авторитет, и пророк был вынужден попрекнуть своих приверженцев за их непристойную горячность. Если можно иметь хоть малейшее доверие к преданиям, исходившим от его жен и от его приближенных, он держал себя в среде своего семейства до последних минут своей жизни с достоинством пророка и с уверенностью энтузиаста, описывал посещения Гавриила, приходившего навеки проститься с землей, и выразил горячую уверенность не только в милосердии, но даже в милостивом расположении Верховного Существа. Он однажды объявил в домашней беседе, что благодаря предоставленному ему особому праву ангел смерти возьмет его душу не иначе как почтительно испросив разрешение пророка.

Это разрешение было дано, и немедленно, вслед за тем Мухаммед впал в предсмертную агонию; его голова покоилась на коленах его любимой жены Аиши; от сильных страданий с ним сделался обморок; придя в себя, он устремил в потолок глаза, в которых еще была видна энергия, но его голос ослабел, и следующие последние слова были им произнесены отрывочно, хотя и ясно: "О Боже!... прости мои прегрешения!.. Да... Я иду... к моим товарищам, которые на небесах"; затем он спокойно испустил дух на ковре, который был разложен на полу. Это печальное событие приостановило экспедицию, приготовленную для завоевания Сирии; армия остановилась у ворот Медины, и вожди собрались вокруг своего умирающего повелителя. Город и в особенности дом, в котором жил пророк, сделались сценами громких выражений скорби или безмолвного отчаяния: только фанатизм был способен уловить луч надежды и утешения. "Как мог умереть тот, кто наш свидетель, наш заступник, наш ходатай перед Богом? Бог тому свидетель, что он не умер; подобно Моисею и Иисусу, он впал в святое усыпление и скоро возвратится к своему верному народу". На свидетельство чувственных органов не обращалось внимания, и обнаживший свой меч Омар грозил, что отрубит головы у тех неверующих, которые осмеливаются утверждать, что пророка уже нет в живых. Смятение стихло благодаря влиянию и хладнокровию Абу Бекра. "Кому вы поклоняетесь,— сказал он, обращаясь к Омару и к собравшейся толпе, — Мухаммеду или Богу Мухаммеда. Бог Мухаммеда вечен, но пророк такой же смертный, как мы сами, и согласно со своим собственным предсказанием подвергся общей участи всех смертных". Самые близкие родственники Мухаммеда с благоговением сами похоронили его на том месте, где он испустил дух; его смерть и погребение придали Медине значение святого города, и направляющиеся к Мекке бесчисленные пилигримы нередко сворачивают в сторону, чтобы исполнить добровольный долг благочестия перед скромной гробницей пророка.