Вадим Роговин - 1937

Версия Орлова позволяет выстроить логическую цепь поступков и Сталина, и его жертв. Полководцы (видимо, в союзе с некоторыми старыми большевиками) приступили к подготовке антисталинского заговора в конце 1936 года. Отдельные, не до конца проверенные и не вполне надёжные слухи об этом, по-видимому, доходили до Сталина, который сразу же начал готовить превентивный встречный удар. В этих целях была задумана и осуществлена операция по добыванию подложных «документов» о пораженческой, шпионской и вредительской деятельности генералов. «Неопровержимость» этим «документам» должно было придать то обстоятельство, что информация о них поступила от главы дружественного Советскому Союзу государства (Бенеша), а сами документы были получены сложным путём советской разведкой от разведывательной службы враждебного государства (гестапо).

На следствии и процессе по делу Тухачевского была сооружена новая амальгама. Тухачевского и его соратников судили не за заговор против Сталина, а за служение фашистским державам. Обвинение в подготовке антисталинского переворота было адресовано им задним числом, спустя несколько месяцев после их расстрела — устами Бухарина, Рыкова и других подсудимых процесса по делу «право-троцкистского блока». Разумеется, это обвинение было амальгамировано с ложными обвинениями в стремлении к реставрации капитализма, подготовке поражения СССР в будущей войне и сговоре с правящими кругами фашистских государств.

Генералы отнюдь не стремились к установлению в СССР военной диктатуры. Они хотели восстановить большевистский режим и поэтому выбрали такой мотив свержения Сталина, который мог перетянуть на их сторону большинство ЦК. Конечно, даже если Сталин и был действительно агентом охранки (этот факт, оспариваемый многими серьёзными историками, окончательно не прояснён и в настоящее время), это преступление не шло в сравнение с преступлениями, совершёнными им во время пребывания у власти. Но преступления Сталина-диктатора либо были закреплены официальной санкцией высших партийных органов (например, депортация «кулаков» или репрессии за оппозиционную деятельность), либо осуществлялись в атмосфере строжайшей секретности даже от руководящих партийных деятелей (убийство Кирова, фабрикация фальсифицированных дел и процессов). Деятельность же Сталина в качестве агента-провокатора против собственной партии, с точки зрения тогдашнего партийного менталитета, служила самым убедительным доказательством нелегитимности его правления.

Можно предположить, что в ходе сверхспешного следствия, сопровождавшегося пытками и издевательствами, следователям удалось убедить некоторых подсудимых в подложном характере документов, изобличающих Сталина как провокатора, и тем самым посеять в их сознании «комплекс вины» по отношению к Сталину. Этим можно объяснить и ложные признания как средство искупления этой «вины», и униженный характер предсмертного письма Якира Сталину, и целый ряд других загадок поведения генералов на следствии и суде.

В заключение коснёмся различия целей, стоявших перед нами и перед авторами реабилитационных справок по процессам 1936—1938 годов. Цель этих справок состояла в том, чтобы вскрыть явные неувязки, противоречия и прямые подлоги в материалах следствия и суда и на этой основе опровергнуть все обвинения, предъявлявшиеся жертвам процессов.

Наша цель состоит в том, чтобы распутать сталинские амальгамы, т. е. отделить фантастические и нелепые обвинения от свидетельств действительно антисталинской деятельности подсудимых. Двигаясь этим путём, можно объяснить и события, произошедшие на июньском пленуме ЦК 1937 года, устранившем последние препятствия на пути великой чистки.

Из состава ЦК, избранного XVII съездом, до конца марта 1937 года была изгнана сравнительно небольшая часть. В 1935 году был исключён один (Енукидзе), в 1936 году — два человека (Сокольников и Пятаков). Понадобилось почти полгода (от августа 1936 до конца февраля 1937 года), чтобы исключить из ЦК двух бывших лидеров «правых». Судя по речам выступавших на февральско-мартовском пленуме, они считали, что Бухарин и Рыков будут последними жертвами в составе тогдашнего ЦК. Даже Ярославский, лучше других знавший о ненависти Сталина к бывшим оппозиционерам, в своей речи говорил: «Надо надеяться, что мы в последний раз в Центральном Комитете нашей партии обсуждаем вопрос об измене членов и кандидатов в члены ЦК» [1125] Вопросы истории. 1992. № 11—12. С. 10. .