Вадим Роговин - Власть и оппозиции

Отличительной чертой сталинизма, жёстко стратифицировавшего советское общество, было стремление оградить завесой секретности от глаз непривилегированных образ жизни верхних слоёв, изолированные оазисы роскоши, возникающие среди пустыни народной нищеты.

Официальные привилегии, составлявшие материальную базу сталинского социального порядка, поляризовали общество на основную массу, ущемлённую в своих законных правах, и относительно немногочисленные группы «спецлюдей», допущенных к привилегиям. Над противоположными образами жизни возвышались и столь же противоположные психологические надстройки. «Народ не любит привилегий,— писала Н. Мандельштам.— …В нашу эпоху ненависть к привилегированным особенно обострилась, потому что даже кусок хлеба всегда бывал привилегией. По крайней мере десять лет из первых сорока мы пользовались карточками, и даже на хлеб не было никакой уравниловки — одни не получали ничего, другие мало, а третьи с излишком. „У нас голод,— объяснил нам в тридцатом году, когда мы вернулись из Армении, Евгений Яковлевич [брат Н. Мандельштам].— Но сейчас всё по-новому. Всех разделили по категориям и каждый голодает или ест по своему рангу. Ему выдается ровно столько, сколько он заслуживает…“» [521] Там же. Оказавшись в больнице, Н. Мандельштам обнаружила, что лекарства распределяются тоже по табели о рангах: лучшие придерживаются для высоких категорий. «Однажды я пожаловалась на это при одном отставном сановнике: всем, мол, такие вещи нужны… „Как так всем! — воскликнул сановник.— Вы хотите, чтобы меня лечили как всякую уборщицу?“ Сановник был человек добрый и вполне порядочный, но у кого не сковырнутся набекрень мозги от борьбы с уравниловкой…» [522] Там же.

Борьба с «уравниловкой» ожесточённо велась и в деревне. Газеты начала 30-х годов были заполнены грозными предупреждениями: «Классовый враг в колхозах стремится провести распределение урожая исключительно по едокам, его лозунг — все одинаково хотят есть, все одинаково хотят жить». Рассказывая на XII пленуме ИККИ о борьбе против «едоцкого принципа» (т. е. распределения в колхозах с учетом числа «едоков» в семье), Мануильский заявлял: «Нарушение принципа распределения по труду — это сегодня лозунг кулацкий, рваческий, культивирующий лодырничество» [523] XII пленум ИККИ. Стенографический отчёт. Т. 3. М., 1933. С. 138. .

Опрокинув большевистские традиции равенства, Сталин и его приспешники объявили противников резких разрывов в заработной плате «сообщниками классового врага».

Несмотря на всё это, среди старых большевиков, даже далеких от левой оппозиции, нарастало возмущение бросающимися в глаза резкими социальными контрастами, Так, Б. Козелев, работавший в 1930 году на Магнитогорской стройке, в письмах семье с болью описывал, как строители толпились у крыльца столовой для иностранных специалистов. Время от времени иностранцы выходили на крыльцо и кидали рабочим объедки. «И тогда возникала свалка. Народ пытались отгонять, но получалось только хуже, позорнее». С не меньшим негодованием Козелев писал о том, что при средней зарплате рабочих комбината, составлявшей 79 руб., «бездельничающие паразиты, проедающие народные деньги» в управленческом аппарате, получали оклады в 400—500 руб. [524] Молодой коммунист. 1990. № 11 с. 52, 55—56. .

В 1931 году жена М. И. Калинина, в прошлом ткачиха, в письме мужу признавалась, что она испытывает чувство стыда по поводу привилегий того круга, «к которому я принадлежала из-за твоего положения… Но где же тут тот идеал, к чему мы стремились, когда партию делим на общества, чуть ли не на классы» [525] Вопросы истории КПСС. 1989. № 10. С. 108. .

Обобщая такого рода настроения, Ф. Раскольников в открытом письме Сталину резко осуждал сталинскую социальную политику, породившую доходно-имущественную поляризацию общества. Он писал о том, что «рабочий класс с самоотверженным героизмом нёс тягость напряжённого труда и недоедания, голода, скудной заработной платы, жилищной тесноты и отсутствия необходимых товаров» в то время, когда Сталин создавал одну за другой привилегированные группы, осыпал их милостями, кормил подачками. При этом представители привилегированных групп, как отмечал Раскольников, оказывались «калифами на час», поскольку им не были гарантированы «не только их привилегии, но даже право на жизнь» [526] Неделя. 1988. № 26. .

Весь период 30-х годов характеризовался непрерывным перераспределением личного богатства. Этот процесс первоначально развертывался в деревне, где борьба с кулачеством была сведена к беспощадной экспроприации всего производственного и потребительского имущества семей, зачисленных в категорию кулаков, и к их массовой депортации. В последующем перераспределение личного богатства происходило преимущественно в городах, где политические репрессии, обрушившиеся своим острием на слои, наделённые существенными материальными и статусными привилегиями, как правило, сопровождались конфискацией личного и семейного имущества. Трагедия семей «врагов народа», вырванных из мира привилегированных и сразу же переброшенных в разряд изгоев общества, выразительно описана в произведениях детей репрессированных старых большевиков Ю. Трифонова, Б. Окуджавы и других советских писателей.