Вадим Роговин - Сталинский неонэп (1934—1936 годы)

Постановлением ЦИК был установлен особый порядок расследования и рассмотрения дел о терроре. Следствие по таким делам должно было вестись ускоренным порядком и продолжаться не более десяти дней; обвинительное заключение вручалось обвиняемым за одни сутки до рассмотрения дела в суде; дела слушались без участия сторон — прокурора и защитника; кассационное обжалование приговоров и даже подача ходатайств о помиловании не допускались; приговор к высшей мере наказания должен был приводиться в исполнение немедленно после его вынесения [150] СЗ СССР. 1934. Отдел 1. № 64. С. 459. .

8 декабря Прокурор СССР Акулов и председатель Верховного суда СССР Винокуров подписали директиву, в которой содержался перечень лиц, покушение на жизнь которых должно было квалифицироваться как террористические акты. Этой же директивой предписывалось придать закону обратную силу, т. е. все дела о терроре, не законченные до 1 декабря, рассматривать в порядке, установленном новым законом.

Людям, не отравленным до конца сталинской пропагандой, было ясно: убийство Кирова не могло ничего изменить в структуре власти, оно могло быть выгодно только Сталину. Поэтому трудно усомниться в правдивости косвенного рассказа А. Солженицына о своём первом восприятии известия об убийстве. В романе «В круге первом» Солженицын так описывает реакцию на это известие своего alter ego Глеба Нержина: «Неуёмчивое чувство на отгадку исторической лжи, рано зародясь, развивалось в мальчике остро. Всего лишь девятиклассником был Глеб, когда декабрьским утром протиснулся к газетной витрине и прочел, что убили Кирова. И вдруг почему-то, как в пронзающем свете, ему стало ясно, что убил Кирова — Сталин, и никто другой. И одиночество ознобило его: взрослые мужчины, столпленные рядом, не понимали такой простой вещи!» [151] Новый мир. 1990. № 2. С. 75.

Присущее Солженицыну чувство собственной исключительности не позволило ему задуматься о том, что и другие люди могли подобным образом воспринимать сообщение об убийстве Кирова. Между тем известно, что в среде ленинградских рабочих в 30-е годы шепотом распевалась частушка: «Эх, огурчики да помидорчики… Сталин Кирова убил в коридорчике» [152] Вопросы истории. 1989.№ 6. C. 117. . В партийных кругах, особенно ленинградских, с самого начала шли разговоры о том, что убийство было инспирировано Сталиным. Жена второго секретаря Ленинградского обкома партии Чудова говорила в лагере A. M. Лариной: «С самого верха это идёт, по указанию „хозяина“. Это поняли многие ленинградские товарищи после выстрела, понимал и Чудов» [153] Ларина А. М. Незабываемое. М., 1989. С. 14. .

Имеется немало свидетельств того, что убийство Кирова было однозначно расценено многими коммунистами, прежде всего бывшими оппозиционерами, как сигнал к новым страшным сталинским расправам. Эренбург вспоминал, как Бухарин сообщил ему в редакции «Известий» об убийстве: «На нём не было лица. Он едва выговорил: — Вы понимаете, что это значит? Ведь теперь он сможет сделать с нами всё, что захочет! И после паузы добавил: „И будет прав“».

Предложив Эренбургу написать отклик на убийство, Бухарин спустя некоторое время отменил свою просьбу. «Поезжайте домой,— сказал он.— Не надо вам об этом писать. Это грязное дело» [154] Эренбург И. Из литературного прошлого // Октябрь. 1988. № 7. С. 162. .

Ещё более определённо смысл убийства Кирова был расценен «троцкистами». Югославский коммунист В. Вуйович, в 1926 году исключённый вместе с Троцким из Президиума ИККИ, в день убийства Кирова сказал: «Это уже конец. Начнётся с нас, а потом пойдёт, как лавина» [155] Московский комсомолец. 1989. 2 ноября. . Н. И. Муралов в семейном кругу говорил: «Это дело его рук, это сигнал к тому, чтобы начать варфоломеевскую ночь» [156] Николай Муралов. М., 1990. С. 189. .

В архиве Седова находятся несколько писем 1934—1935 годов с информацией об убийстве Кирова, подозрительной роли ленинградского УНКВД, слухах о соучастии Сталина и т. д.

Понимая, насколько грубо и топорно было подготовлено убийство, Сталин принял немедленные меры с целью отвести подозрения от себя и направить их на тех, кто должен был стать его первыми жертвами. Вечером 1 декабря он отправился в Ленинград, дабы сразу же дать нужное ему направление следствию.

Отправившись в Ленинград вместе с Молотовым, Ворошиловым, Ждановым, Ежовым, Ягодой и Аграновым, Сталин не включил в эту группу Орджоникидзе. Между тем имя Орджоникидзе не случайно значилось в некрологе Кирова вторым после Сталина. Орджоникидзе и Кирова связывала тесная дружба ещё со времён гражданской войны. Приезжая в Москву, Киров всегда останавливался на квартире Орджоникидзе.