Вадим Роговин - Партия расстрелянных

Ползучая реабилитация Сталина в 70-е годы привела к своего рода художественной реабилитации Молотова, изображённого с нескрываемой симпатией в «киноэпопее» «Освобождение» и в пухлых романах Чаковского и Стаднюка. Вместе с тем брежневское руководство не решилось пойти на партийную реабилитацию Молотова — из-за опасений вызвать возмущение советского и зарубежного общественного мнения. Однако из недр партаппарата шли наверх «сигналы» о желательности такой реабилитации. О своих «заслугах» в этом деле с гордостью рассказывает уже в наше время один из ведущих идеологических аппаратчиков «застойного периода» Косолапов. Он вспоминает, как в 1977 году в журнал «Коммунист», редколлегию которого он тогда возглавлял, пришло «теоретическое» письмо Молотова. Прочитав его, Косолапов пригласил к себе Молотова. Между ними состоялась доверительная беседа, в ходе которой Молотов посетовал на «ограниченность своих контактов и возможностей компетентно обменяться мнениями по актуальным теоретическим вопросам». Почувствовав доброжелательность со стороны собеседника, Молотов обратился к своей любимой теме и «сурово заметил: „А я по-прежнему считаю правильной политику 30-х годов. Если бы её не было, мы проиграли бы войну“».

После этой беседы Косолапов направил в «верха» письмо, в котором «по своей инициативе обращал внимание… на невостребованность интеллекта и опыта Молотова и на необходимость возврата его из политического небытия… Многие из тех, с кем мне довелось работать и общаться в те годы, могут подтвердить мою неизменную точку зрения: Молотова, который, как и любой смертный, наверное заслуживал критики и даже порицания, тем не менее нельзя было исключать из КПСС… Моя решимость способствовать тому, чтобы Молотов возвратился в партию, теперь, когда я лучше вник в его интересы, только окрепла». Косолапов с удовлетворением добавляет, что это его желание осуществилось через несколько лет, когда ставший генсеком Черненко самолично вручил Молотову партийный билет. Это событие Косолапов называет «актом исторической справедливости», поскольку «дело касалось последнего рыцаря ленинской гвардии (sic! — В. Р. )» [340] Марксист. 1994. №2. С. 113—115. .

С ещё большей определённостью аналогичная точка зрения была недавно выражена на страницах «Правды», где Чуев в комментарии к новым извлечениям из своих бесед с Молотовым заявлял: «Что бы ни говорили, Молотов прошёл героический путь. А герои имеют право на многое. Так я считаю» [341] Правда-5. 1995. № 12. С. 9. .

Уже в годы, предшествовавшие большому террору, Каганович проявил себя одним из самых преданных и льстивых сталинских сатрапов, способным на самую беспощадную жестокость. В период коллективизации он и Молотов неоднократно выезжали в беспокойные регионы страны с чрезвычайными полномочиями для осуществления карательных мероприятий. Их свирепость распространялась в равной степени на непокорные массы и на партийных работников, проявлявших нерешительность в проведении репрессий. На июньском пленуме ЦК 1957 года говорилось, что в Донбассе до сих пор помнят приезд Кагановича, во время которого «началось опустошение и уничтожение кадров, и в результате Донбасс покатился вниз» [342] Исторический архив. 1993. № 3. С. 77. . Молотову и Кагановичу напомнили также, «какую они резню устроили на Кубани и в степных районах Украины (в 1932—1933 годах.— В. Р. ), когда был организован так называемый саботаж. Сколько тысяч людей там тогда погибло! А потом всех начальников политотделов, которые распутывали эту грязную историю… репрессировали, все следы позатёрли» [343] Исторический архив. 1994. № 1. С. 20—21. .

Несмотря на свой крайне низкий образовательный уровень, Каганович нередко выступал с «теоретическим обоснованием» сталинистских акций на «идеологическом фронте». Беззастенчиво фальсифицируя марксизм, он высказывал самые мракобесные идеи. Так, в речи в Институте советского строительства и права (декабрь 1929 года) он говорил: «Мы отвергаем понятие правового государства… Если человек, претендующий на звание марксиста, говорит всерьёз о правовом государстве и тем более применяет понятие „правового государства“ к советскому государству, то это значит, что он… отходит от марксистско-ленинского учения о государстве» [344] Советское государство и революция права. 1930. № 1. С. 9. . В речи «За большевистское изучение истории партии», зачитанной в 1931 году на заседании президиума Комакадемии, Каганович объявил четырёхтомную «Историю ВКП(б)», изданную под редакцией Ярославского, «историей, подкрашенной под цвет троцкистов».