Вадим Роговин - Партия расстрелянных

«Наша власть… в нарушение Конституции, сотнями тысяч арестовывает в огромном большинстве случаев ни в чём не повинных советских граждан, ссылает и расстреливает их… Все боятся слово сказать, все боятся друг друга. Наша власть — это Сталин и его чиновники, подхалимы и негодяи без чести и без совести».

«Товарищи по крови. Снимите ваши шапки и станьте на колени перед страданиями народа и ваших товарищей по борьбе… Перед вами реки крови и моря слез. Директива чрезвычайного съезда одна: Сталин и сталинцы должны быть уничтожены» [652] Берия: конец карьеры. С. 389—390. .

Едва ли и сегодня могут быть найдены более меткие слова для характеристики сталинских преступлений. В листовках, написанных разными людьми или группами людей, мы неизменно улавливаем не только гневный протест против произвола, но и чётко сформулированное противопоставление выродившейся сталинской клики миллионам честных сторонников Советской власти и социализма. Обращает внимание и то, что авторы листовок подписывали их именем то чрезвычайного партийного съезда, то «антифашистской рабочей партии», стремясь создать впечатление о существовании в стране организованного коммунистического подполья.

Содержание всех этих листовок убеждает, что их авторы, подобно группе Кореца — Ландау, рассуждали и действовали в духе призывов Троцкого к политической революции, направленной на ликвидацию сталинского режима при сохранении социальных завоеваний Советской власти.

Возвращаясь к делу Ландау, отметим, что его судьба сложилась уникально по сравнению с судьбой других людей, пытавшихся бороться против сталинского режима. После обращений к Сталину академика Капицы и известного шведского физика Нильса Бора с просьбой освободить Ландау, последний был освобождён на поруки Капице. Однако обвинение Ландау в антисоветской деятельности оставалось в силе вплоть до 1990 года, когда он был реабилитирован.

Если очистить многие следственные дела от выражений типа «антипартийный», «антисоветский», «контрреволюционный», «клеветнический» и т. п., обычно вписывавшихся следователями в протоколы допросов, то перед нами предстанет картина широко распространённых оппозиционных настроений, разделявшихся и видными деятелями партии. Так, один из старейших грузинских большевиков Орахелашвили, бывший председатель Совнаркома Грузии, на допросе показал: «Я клеветнически отзывался о Сталине как о диктаторе партии, а его политику считал чрезмерно жестокой… Будучи очень тесно связан с Серго Орджоникидзе, я был свидетелем его покровительственного и примиренческого отношения к носителям антипартийных и контрреволюционных настроений… В частности, я был свидетелем того, что Буду Мдивани в беседе с Серго Орджоникидзе высказывал недовольство партийным руководством» [653] Там же. С. 378—379. .

Знакомясь с материалами следственных дел, можно прийти к следующим выводам. Если на открытых процессах Сталин запрещал говорить что-либо о действительных политических мотивах оппозиционеров, то от следствия он требовал досконального выявления этих мотивов. Получая показания подследственных, он убеждался в том, как относятся многие большевики к его «социализму». Это в свою очередь давало импульс к дальнейшему развязыванию большого террора.

Сопоставление многих показаний с высказываниями «невозвращенцев» (см. гл. XXXIX—XL) убеждает в том, что старые большевики в своей значительной части не были ослеплены и оболванены. Многое из того, о чём говорилось в стране после XX съезда, было ясно им ещё в 30-е годы.

Далеко не всё в показаниях обвиняемых было, как выражались в 30-е годы, «романами», вложенными в их уста следователями. Конечно, в деятельности следователей, особенно периферийных, не было недостатка в выдумках самой низкой пробы. Однако перед следователями, ведущими дела видных партийных работников, чекистов и т. д., ставились задачи, связанные с получением информации о действительных политических настроениях этих лиц и их окружения. В распоряжении следователей были и собранные на протяжении многих лет агентурные материалы, отражавшие истинные взгляды политических противников Сталина.

В этой связи безусловный интерес представляет дело Л. М. Субоцкого, занимавшего в 30-е годы два, казалось бы, несовместимых поста: помощника главного военного прокурора и редактора «Литературной газеты». Но и этот человек, призванный быть юридическим и идеологическим стражем режима, в известной мере разделял оппозиционные настроения. В полученных против него показаниях указывалось, что он «враждебно оценивал внутрипартийный режим, клеветнически обвинял руководителей партии в бюрократизме, казёнщине, праздности, в зажиме активности масс и запрете свободного высказывания политических взглядов», говорил о «зверствах ГПУ, чиновникам которого законы не писаны». В деле Субоцкого зафиксировано и следующее его высказывание: голод на Украине и Северном Кавказе вызван «жестокой политикой руководителей партии, которые, проводя насильно коллективизацию сельского хозяйства, истребляют наиболее культурных крестьян» [654] Ваксберг А. Нераскрытые тайны. М., 1993. С. 192—193. . Всего этого, казалось, было достаточно для жестокой расправы хотя бы по статье «антисоветская агитация». Однако вскоре после осуждения Субоцкого к шести годам лагерей его дело было прекращено и он был освобождён. В дальнейшем он работал заместителем главного редактора журналов «Красная новь» и «Новый мир», а во время войны — заместителем прокурора на нескольких фронтах.