Вадим Роговин - Мировая революция и мировая война

В статье «К международному положению», опубликованной 11 мая, т. е. через несколько дней после отставки Литвинова, указывалось, что за последние недели произошли политические события, в корне ухудшившие положение в Европе: аннулирование Германией договоров с Англией и Польшей и заключение военно-политического союза между Германией и Италией. Эти события, направленные, как утверждалось в статье, своим остриём против Англии и Франции, побудили демократические государства к усилению поисков «путей и средств, необходимых для того, чтобы создать единый фронт мира против развёртывающейся агрессии». На этой почве возникли переговоры между Англией и Францией, с одной стороны, и СССР — с другой стороны.

Казалось бы, такая постановка вопроса должна означать прежде всего критику политики Германии и выражение готовности Советского правительства к скорейшему заключению тройственного соглашения о совместном отпоре агрессии. Однако вторая часть статьи была выражена в совершенно ином духе. В ней делался акцент на том, что «оборонительная и миролюбивая позиция СССР, основанная к тому же на принципе взаимности и равных обязанностей, не встретила сочувствия со стороны Англии и Франции… Там где нет взаимности, нет возможности наладить настоящее сотрудничество».

В статье содержалось утверждение, что Советский Союз не имеет пактов взаимопомощи с Англией и Францией. Между тем франко-советский договор о взаимной помощи, заключённый в 1935 году, к тому времени сохранял своё действие. Когда сотрудник НКИД Рощин обратил внимание Молотова на эту очевидную неувязку, Молотов воспринял данное замечание с явным недовольством [462].

В день выхода статьи временный поверенный в делах Франции Пайяр посетил Молотова и выразил ему недоумение по поводу этой фразы «Известий». В ответ Молотов заявил, что данная фраза «является формально неточной». Когда же Пайяр спросил, отражает ли статья «Известий» мнение советского правительства, Молотов стал фарисействовать, утверждая, что в ней выражено «мнение газеты… Прежде „Известия“ являлись органом ЦИК СССР, теперь же в заголовке указано, что это орган Советов депутатов трудящихся, которые являются местными органами… тем самым „Известия“ нельзя считать официозом» [463].

В Берлине статья «К международному положению» в совокупности с известием об отставке Литвинова была воспринята как приглашение к «сближению» СССР и Германии, на что последовала незамедлительная реакция нацистских верхов. 12 мая Астахов докладывал в Москву, что «немцы стремятся создать впечатление о наступающем или даже уже наступившем улучшении германо-советских отношений… Можно пока констатировать как несомненный факт лишь одно — это заметное изменение тона германской прессы в отношении нас. Исчезла грубая ругань, советские деятели называются их настоящими именами и по официальным должностям без оскорбительных эпитетов» [464]. 15 мая глава восточноевропейского отдела германского МИДа Шнурре, затрагивая в беседе с Астаховым тему улучшения советско-германских отношений, заверял об отсутствии у Германии каких бы то ни было агрессивных намерений в отношении СССР и спрашивал, что нужно сделать для того, чтобы рассеять недоверие советского правительства к Германии [465]. В ответ на это Астахов, согласно записи Шнурре, «стал подробно объяснять, что между Германией и Советской Россией нет конфликтов во внешней политике и, следовательно, нет оснований для враждебности между обеими странами. Правда, в Советском Союзе есть чёткое ощущение угрозы со стороны Германии. Несомненно, это ощущение угрозы и чувство недоверия Москвы можно было бы устранить». На вопрос Шнурре о ходе англо-советских переговоров, Астахов заявил, что «при теперешних обстоятельствах вряд ли будут достигнуты те результаты, которых так добивается Англия» [466].

20 мая Молотов впервые в своём новом качестве наркома иностранных дел имел длительную беседу с Шуленбургом. В ответ на предложение германского посла ускорить заключение торгово-кредитного соглашения, он заявил, что для успеха экономических переговоров должна быть создана соответствующая политическая база. «На вопрос Шуленбурга о том, что следует понимать под политической базой,— писал Молотов в отчёте о беседе, направленном Сталину,— я ответил, что об этом надо подумать и нам и германскому правительству… Посол весьма стремился получить более конкретные разъяснения о том, какая именно политическая база имеется в виду в моём заявлении, но от конкретизации этого вопроса я уклонился» [467].