Вадим Роговин - Мировая революция и мировая война

Опубликованные в последние годы документы указывают на противоречивую или прямо сомнительную роль в Испании некоторых представителей левых социалистов. Это касается, в частности, Вилли Брандта, который в апреле 1937 года вступил в ПОУМ как представитель САП, а позднее возглавил немецкую секцию ПОУМа. Сам Брандт писал в своих воспоминаниях, что в период конфронтации между сталинистами и поумовцами он «сидел между двумя стульями». Однако эта половинчатая формулировка опровергается некоторыми немаловажными фактами. В архиве Коминтерна содержится несколько агентурных донесений сотрудника службы информации КПГ, где дается описание его «товарищеских» бесед с «W. B.» (судя по содержанию этих донесений — с Вилли Брандтом) [338].

11 июля 1937 года немецкая группа ПОУМа потребовала от руководства этой организации отзыва Брандта из Испании за его «сталинофильские» настроения. На заседании Лондонского бюро Брандт был обвинён в том, что поддерживал контакты с представителями КПГ. Многие поумовцы считали Брандта не только невольным союзником сталинистов, но и прямым агентом НКВД [339].

Многочисленные свидетельства участников и очевидцев испанских событий показывают, как широко были распространены антисталинистские настроения в рядах республиканцев. Для подавления этих настроений сталинистами была развёрнута грязная клеветническая кампания, увенчавшаяся кровавыми репрессиями не только против поумовцев и революционных анархистов, но и против бойцов интернациональных бригад. Хотя эти бригады находились под полным и безраздельным контролем Коминтерна, многие их участники видели в испанской войне начало нового этапа мировой социалистической революции. Немецкий боец интербригад Эвальд Муншке (в будущем — генерал-майор ГДР) в своих воспоминаниях писал, что часть добровольцев, прибывших в Испанию, «полагала, что мы должны бороться за установление в Испании социалистического строя… Или можно было слышать такие высказывания: „Мы прибыли сюда добровольно, по зову пролетарской солидарности. Мы — не наёмники, зачем же нам платят 3 песеты в день!“» [340]

Хемингуэй, находившийся во время гражданской войны среди борцов интербригад, позднее вспоминал: «Мы были тогда безраздельно счастливы, потому что понимали, что если гибли наши люди, то за справедливое, достойное дело» [341].

В романе «По ком звонит колокол» Хемингуэй передал не только революционное воодушевление добровольцев, но и упадок этого духа, вызванный разрушительными действиями эмиссаров Коминтерна, невежественных в военном деле и одержимых яростной ненавистью ко всем носителям инакомыслия. В этой связи особый интерес представляет описание деятельности одной из самых зловещих фигур, действовавших в испанской войне,— Андре Марти. Марти был наделён неограниченными полномочиями, включая право диктовать командирам планы проведения военных операций. «Ему, как политическому руководителю бригад, позволялось вмешиваться во всё, и он тыкал пальцем в такое-то или такое-то занумерованное, обведённое тонкой коричневой линией место на карте… и говорил: „Вот. Слабое место вот здесь“… И через некоторое время люди, которые никогда не видели карты, но которым сообщали перед атакой номер определённой высоты, поднимались на эту высоту и находили смерть на её склонах или же, встреченные пулемётным огнем из оливковой рощи, падали ещё у её подножия… Когда Марти тыкал пальцем в карту в штабе Гольца, на бескровном лице генерала, голова которого была покрыта рубцами от ран, выступали желваки, и он думал: „Лучше бы мне расстрелять вас, Андре Марти, чем позволить, чтобы этот ваш поганый серый палец тыкался в мою контурную карту. Будьте вы прокляты за всех людей, погибших только потому, что вы вмешиваетесь в дело, в котором ничего не смыслите. Будь проклят тот день, когда вашим именем начали называть тракторные заводы, села, кооперативы и вы стали символом, который я не могу тронуть“» [342].

Марти и другие посланцы Москвы организовали в интербригадах настоящую «охоту за ведьмами». Ими инспирировались и поощрялись доносы, выявлявшие «троцкистские настроения» среди бойцов. Проходила бесконечная череда собраний, на которых, как и в СССР, клеймились «изменники» и «предатели». Представители французской компартии выпускали «чёрные списки», включавшие фамилии, фотографии и адреса лиц, подозреваемых в сочувствии троцкизму. Из Москвы прибыли специальные комиссии для «чистки» югославских и польских частей от «шпионов и провокаторов» [343].