Валентин Пикуль - Мешая дело с бездельем

У кота, у кота

Колыбелька золота,

А у кошки, у кошечки

Золочены окошечки.

- Чье это очаровательнее дитя? - спросила мисс Вальмонт.

- А разве узнаешь... - отвечал Орлов. - Забежала вот вчера с улицы... Так и осталась. Не выкидывать же. Пущай живет!

Москвичи знали, что там, где Орлов, там всегда весело, и толпами валили в его Нескучное, где любовались рысистым наметом лошадей, красотой одежд конюхов... Алехан иногда скидывал на снег тулупчик козлиный, ему подавали бойцовские рукавицы:

- Ну, ребята! Пришло время кровь потешить... Специально, чтобы с Орловым подраться, приезжали, в Москву туляки - самые опытные на Руси драчуны-боксеры. Алехан, которому пошло на седьмой десяток, браковал соперников:

- Да куда ты лезешь, черт старый! Я ж тебя еще молодым парнем бивал... Оавай сына! Ах, с внуком приехал? Станови внука...

Из толпы заяузских кожемяков выходил парень: сам - что дуб, а кулаки будто две тыквы:

- Давай, граф, на пять рублев биться.

- А у тебя разве пять рублев сыщется?

- Никогда в руках не держал. Но тебя побью - будут...

- Ну, держись тогда, кила рязанская!

Теснее смыкался круг людей, и на истоптанном валенками снегу начиналась боевая потеха. Иной раз и кровь заливала снег, так что смотреть страшно. Но зато все вершилось по правилам - без злобы. А туляки почасту свергали Орлова наземь. Порядок же был таков: "Кого поборет Орлов - наградит, а коли кто его поборет - того задарит совсем и в губы зацелует!"

По натуре он был азартный игрок. На пари брался с одного удара отрубить быку голову - и отрубал. Спорил с ямщиками валдайскими, что остановит шестерку лошадей за колесо - и останавливал. Мешая дело с бездельем, он устроил на Москве регулярную голубиную почту. Развел петушиные бои, вывел особую породу гусей - бойцовских. На всю Россию славились своим удивительным напевом канарейки - тоже "орловские"!

Наконец, из раздолья молдаванских степей он вывез на Москву цыганские таборы, поселил их в подмосковном селе Пушкине, где образовался цыганский хор. Орлов первым на Руси оценил божественную красоту цыганского пения. Всех хористов он называл по-цыгански "чавалы" (в переводе на русский значит "ребята"):

- Ну, чавалы, спойте, чтобы я немножко поплакал...

На традиционном майском гуляний в Сокольниках цыгане пели и плясали в шатрах. Растроганный их искусством, Алехан раскрепостил весь хор, и отсюда из парка Сокольников, слава цыганских романсов пошла бродить по России - по ярмаркам и ресторанам, восхищая всех людей, от Пушкина до Толстого, от Каталани до Листа! А в грозном 1812 году цыганский хор целиком вступил в Народное ополчение, и певцы Орлова стали гусарами и уланами, геройски сражаясь за свое новое отечество.

***

Только дважды была потревожена жизнь Алехана... Вдруг он заявился в Петербург, где его никто не ждал, и посеял страшное беспокойство в Зимнем дворце.

- Зачем он здесь? - испуганно говорила Екатерина II. - Это опасный человек. Я боюсь этого разбойника!

Орлов Чесменский прибыл на берега Невы только затем, чтобы как следует поругаться со своей старой подругой. В глаза императрице он смело высказал все недовольство непорядками в управлении страной.

Екатерина от критики уже давно отвыкла, сама считала себя "великой" и потому ясно дала понять, чтобы Орлов убирался обратно...

В 1796 году на престол вступил Павел I, боготворивший память своего отца. В шкатулке матери он обнаружил ту самую записку, в которой Орлов признавался Екатерине, что убил ее мужа-императора. Павел I сказал:

- Я накажу его так, что он никогда не опомнится... Участников переворота 1762 года собрали в столице; были они уже старые, и только Алехан выглядел по прежнему молодцом. Петра III извлекли из могилы. Началась тягостная церемония переноса его останков из Лавры в Петропавловскую крепость. В этот день свирепствовал лютейший мороз. Траурный кортеж тянулся через весь Невский, через замерзшую Неву: от страшной стужи чулки придворных примерзали к лодыжкам. А впереди всех шествовал Алехан, в руках без перчаток (!) он нес покрытую изморозью корону убитого им императора. Месть была утонченна: в соборе Павел I велел старикам целовать прах и кости своего отца. Многие ослабли при этом. Орлов с самым невозмутимым видом облобызал голштинский череп. Павел I понял, что такого лихого скакуна на голой соломе не проведешь.

- Езжай прочь, граф, - сказал он сипло... Вместе с Марьей Бахметевой он укатил за границу; проживая зимы в Дрездене и Лейпциге, лета проводил в Карлсбаде и Теплице. "Здесь, - сообщал на родину, - довольно перебесились на мой щет. Всио предлагают, чтобы я здесь поселился.., встречали с радошным лицем и кланелись, из дверей выбегая и из окошек выглядывая. Много старичков, взлягивая, в припрышку взбегались, а робетишки становичись во фрунт..." Европа уважала Орлова: это были отзвуки Чесмы - отзвуки молодости! В его честь бывали факельные шествия, сжигались пышные фейерверки, города иллюминировались, стрелковые ферейны Тироля устраивали перед ним показательные стрельбы, а при въезде в столицы герцогств на огромных щитах полыхали приветственные слова, сложенные из разноцветных лампионов: