Андрей Богданов - Опальные воеводы

Во времена Курбского путь европейских стран в «светлое будущее» пролегал через абсолютизм — личную власть монархов над подданными, обеспечивавшую своего рода баланс интересов сословий (исключая крестьянство) и сохранявшуюся (от покушений аристократии, например) благодаря этому балансу. Сословно-представительные учреждения (парламенты, гражданские магистраты), которым принадлежал следующий шаг на «светлом пути», имели ограниченное значение как совещательные органы и инициаторы общественного настроения.

На глазах Андрея Михайловича бодро «строили» абсолютизм монархи ведущих западных держав: Генрих VIII и Елизавета I Тюдор в Англии, французские короли от Франциска I до Генриха III (последнего в династии Валуа), Карл V и Филипп II в Испании. Более щедры на «вольности» были слабые Габсбурги, правившие в Священной Римской империи германской нации, теснимые нацелившимися на Вену турками.

Медленно, но уверенно шествовали к абсолютизму Дания и Швеция. Избежавшие этого процесса Германия и Италия были разорваны на части и смогли объединиться в рамках национальных государств лишь в XIX веке! Сильное сословное представительство зарождалось во времена Курбского только в Нидерландах, вступивших в кровавую борьбу за независимость вскоре после бегства князя в Литву (1566).

Буржуазная революция в Нидерландах победила много позже смерти князя Андрея Михайловича, так что сомнительно, чтобы тамошние Генеральные штаты могли оказать значительное влияние на его убеждения. Русский опыт князя — с непериодичными совещательными Земскими соборами, но с широким местным сословным самоуправлением — и без обращения к иноземным достижениям был довольно передовым для политической мысли XVI века.

Даже если предположить, что реализованный на деле идеал Курбского оказался бы ближе к улучшенному идеалу абсолютизма, чем к более поздним сословно-представительным монархиям, на фоне кровавого самодержавия он сияет, как звезда в ночи. Не были убеждения Андрея Михайловича и чисто схоластическими: гражданская война в России начала XVII века отчетливо показала, сколь дороги оказались идеалы сословно-представительной монархии изрядному числу россиян, создавших «Совет всей земли» из выборных представителей народа и основавших на развалинах Московского царства новое государство, названное в 1612 г. Великой Россией.

Усердным хулителям Курбского логичнее всего было бы обвинить князя в пренебрежении интересами основной части населения России — крестьян. Ведь они пострадали от царя и его кромешников сильнее всего: большая часть землепашцев была просто-напросто уничтожена. Даже в Московском уезде запустело 84 процента пахотной земли, то есть после опричной резни крестьяне смогли обрабатывать лишь 16 процентов своих прежних полей.

Разумеется, это не говорит о том, что осталось в живых столько же процентов крестьян. Они обнищали, лишились лошадей и орудий, так что средний размер запашки на один крестьянский двор снизился по России с семи-восьми четвертей (четверть — чуть больше половины гектара) до трех-четырех четвертей, то есть вдвое. Немало крестьян ушло на дикие окраины или вообще покинуло страну.

Курбский не писал специально о страданиях крестьян, ставя царю в вину общее «опустошение земли твоей — как от тебя самого с твоими опричниками, так и от помянутого пса басурманского (крымского хана Девлет-Гирея. — Авт .), и к тому же злую славу у окрестных соседей, и проклятие, и нарекание слёзное от всего народа».

Андрей Михайлович справедливо обвиняет царя за «всея Святорусские земли с кромешники твоими опустошение», но приведённые им страшные и многочисленные примеры касаются лиц и семей знатных, близких и хорошо знакомых князю людей. При чтении «Истории» Курбского может сложиться впечатление, что «воскурилося гонение великое и пожар лютости в земле Русской возгорелся» лишь против знати, — но это не так.

Сосредоточившись на своей личной боли, князь Андрей Михайлович подразумевал, что за десятками описанных им кровавых расправ стояли тысячи безвестных убийств «всенародного множества людей». Так, рассказывая об истреблении рода Колычёвых вслед за опалой (а потом и убийством) митрополита Филиппа Колычёва, Курбский упоминает, что царь с «бесовскими сожительниками ездил, палил городки, и веси, и дворы» принадлежавших им крестьян со всеми «живущими в них».