Валентин Пикуль: Прав я или не прав

Пикуль Валентин

Прав я или не прав?

Одограф - это хитрый навигационный жук, который, ползая по карте, графически отмечает на ней все изменения курса корабля. Обычно во время войны одограф "врубали" в момент атаки вражеской подлодки. Потом с карт снимали кальку, а калька сдавалась в штаб, где специалисты наглядно видели, как маневрировал корабль во время боя.

Однажды летом 1944 года где-то близ "горла" Белого моря мы засекли вражескую субмарину и начали долбать ее бомбами. По боевому расписанию я сидел на днище эсминца возле гирокомпаса. И вдруг в моем посту раздался свист переговорной трубы. Я вынул из трубы заглушку и сказал в медный раструб:

- Пост-два бэ-че-один слушает.

- Скобарь ты, - ответила мне труба голосом старшины, - карабкайся наверх. Одограф скис.

Я пулей взлетел по шести трапам в штурманскую рубку. А здесь, надо сказать, шторма не было, но с океана шла сильнейшая зыбь и наш эсминец здорово трепало. В этой болтанке гремели взрывы глубинных бомб, а одограф, как на зло, без движения лежал на карте, притянутый к столу сильными магнитами.

Старшина был тут же - растерянный. Вообще, человек он был пугливый. Если бы он боялся только начальства, то это еще куда ни шло. Но, по моим наблюдениям, он меня тоже побаивался.

- Ты вчера протирал одограф? Вот ты его и испортил!

Но я же не враг народа, чтобы на боевом корабле во время войны портить боевую технику. Я так старшине и ответил.

- Ты на меня не вали! Подожми клемму - он и поедет.

В рубках качало зверски - градусов тридцать по кренометру. То влево, то вправо - как шибанет, на ногах не устоишь. А за кормой гремели взрывы. Я уже протянул руку, чтобы поджать ослабленный контакт. Но тут старшина отшвырнул меня в сторону со словами:

- Иди, иди, салага! Еще больше напортишь.

Это меня обозлило, и я отпихнул его от приборов. Тут нашла очередная волна, сильно накренив корабль. Толчок моих рук совпал с креном - и старшина дал "полный задний ход" через всю рубку, в конце которой треснулся башкой о переборку.

Я коснулся клеммы, и одограф застучал, заползав по карте. После выхода из атаки старшина поднялся на мостик.

- Товарищ лейтенант, - доложил он штурману Горбунову, - а меня юнга Вэ-Пикуль сейчас побил.

Раздался хохот. Офицеры эсминца относились ко мне всегда по-человечески. Я испытал на себе их строгость, но видел от них и ласку. Они понимали, что какой бы я ни был, но все-таки я - мальчишка. В боевой характеристике они так и написали обо мне: "Боевые качества отличные, но способен на необдуманные поступки". Даже командир корабля, когда я раздавил ему золотые часы, ни слова мне не сказал. Что взять с бесшабашного юнги?

Все неприятности по службе я испытывал от своего старшины. Не буду здесь называть его имени. Он сейчас живет в Сестрорецке, работая монтером. Имеет семью, двух детей. Наверное, и сейчас кого-нибудь боится.

Затылком он действительно навернулся крепко. Но я же не виноват, что мой толчок совпал с сильным креном на борт.

Когда вернулись с моря, помощник командира эсминца Григорьев, седой и щуплый человек, которого я, кстати, очень уважал, зачитал на вечерней поверке приказ: "Юнге Вэ-Пикулю за драку во время боевой тревоги - десять суток ареста с содержанием на гарнизонной гауптвахте."

"Подумаешь - напугал! Мы и не такое видали".

Башку мне побрили, и отправился я на "губу" - с легким сердцем, как в отчий дом.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Отсидел безболезненно в хорошей компании (был тогда некурящим, так что мне было легко) и вышел чист, аки голубь. За время моей отсидки эсминец наш стал на ППР (так сокращенно называется планово-предупредительный ремонт). Ну, естественно, когда корабль стоит у берега, с него отряжают часть команды для береговой службы порядка. Вот и меня в наряд запихнули. Был развод караула в присутствии коменданта Мурманска. Кого назначили в патруль по городу, кого - на охрану складов, а я попал в команду конвоя при гауптвахте.

Конечно, первым делом прошел в коридор гауптвахты, глянул в глазок камеры, из которой только вчера сам выгребся.

- Здорово, - говорю, - ребята. Это я!

И в шутку ствол своего карабина в дырку "глазка" запихнул, а сам смеюсь - мне весело:

- Ну сейчас я вас всех перещелкаю.

Ребята, конечно, обрадовались:

- Повезло, - слышу из-за дверей, - Валька Пикуль нас охраняет. Ах ты, артист худой. Курево есть?

- Сейчас, - отвечаю, - достану.

Гауптвахта в Мурманске была "смешанной": там рядом с посаженным за клеши размером в 60 сантиметров героем-подводником сидел и какой-нибудь тыловой, небрежно отдавший честь начальству.