Эдвард Гиббон - Закат и падение Римской империи. Том 6

Римское тщеславие украсило названием Аравии ту из пятнадцати сирийских провинций, в состав которой входили земли к востоку от Иордана, и потому для первого нашествия сарацинов могло служить оправданием нечто вроде национального права. Эта страна обогащалась от разнообразных выгод, доставляемых торговлей; благодаря заботливости императоров она была защищена рядом укреплений, а многолюдные города Гераса, Филадельфия и Босра были ограждены своими крепкими стенами, по меньшей мере, от нападений врасплох. Последний из этих городов был восемнадцатой станцией на пути из Медины; эта дорога была хорошо знакома караванам Хиджаза и Ирака, ежегодно посещавшим этот обильный рынок и местных, и степных продуктов; опасения, которые постоянно внушала зависть арабов, научили жителей владеть оружием, и двенадцать тысяч всадников могли выступить навстречу неприятеля из ворот Босры, название которой означает на сирийском языке сильно укрепленную оборонительную башню. Отряд из четырех тысяч мусульман, ободрившись от первых успешных нападений на беззащитные города и от первых удачных стычек с небольшими неприятельскими отрядами близ границы, осмелился напасть на укрепленную Босру, предварительно потребовав сдачи города. Он не устоял против более многочисленных сирийцев и спасся от гибели благодаря прибытию Халида с тысячью пятьюстами всадниками; Халид не одобрил этого предприятия, возобновил бой и спас своего друга, почтенного Сержабиля, тщетно взывавшего к единству Божью и к обещаниям пророка. После непродолжительного отдыха мусульмане совершили свои омовения песком вместо воды, и, перед тем как им приказали садиться на коней, Халид произнес утреннюю молитву. Уверенные в своей силе жители Босры растворили городские ворота, вывели свои войска на равнину и поклялись умереть для защиты своей религии. Но религия мира не могла устоять против раздававшихся в рядах сарацинов фанатических криков: "На бой, на бой! В рай, в рай", а происходившее в городе смятение, звон колоколов и возгласы священников и монахов усиливали страх и замешательство христиан. Поле сражения осталось за арабами, потерявшими только двести тридцать человек, а в ожидании человеческой или божеской помощи городской вал Босры был уставлен святыми крестами и освященными знаменами. Губернатор Роман с самого начала советовал покориться; так как народ питал к нему презрение и отставил его от должности, то он желал отомстить за эту обиду и нашел удобный для того случай. На ночном свидании с неприятельскими лазутчиками он сообщил им, что от его дома идет подземная галерея под самые городские стены; сын халифа вместе с сотней волонтеров положились на слово этого нового союзника, и их удача и неустрашимость открыли их товарищам легкий доступ внутрь города. После того как Халид продиктовал условия покорности и уплаты дани, вероотступник, или новообращенный, признался перед народным собранием в измене, которая была так похвальна в глазах мусульман. "Я отказываюсь от всякого общения с вами, - сказал Роман, - и в этом мире, и в будущем. Я отрекаюсь от того, кто был распят, и от всех тех, кто поклоняется ему. Я избираю моим Господом Бога, моей религией Ислам, моим храмом Мекку, моими братьями мусульман и моим пророком Мухаммеда, который был послан для того, чтоб направить нас на истинный путь и ввести истинную религию наперекор тем, кто дает Богу сотоварищей".

Завоевание Босры, находившейся в четырех днях пути от Дамаска, внушило арабам смелость предпринять осаду древней столицы Сирии. На небольшом расстоянии от городских стен они расположились лагерем среди рощ и фонтанов этой очаровательной местности и со своим обычным предложением или переходить в мусульманскую веру, или уплачивать дань, или сражаться они обратились к мужественному городскому населению, незадолго перед тем получившему подкрепление из пяти тысяч греков. Как при упадке военного искусства, так и при его зарождении сами военачальники нередко делали и принимали вызовы на единоборство; немало копьев было переломлено на равнине Дамаска, и Халид выказал свою личную храбрость при первой вылазке осажденных. После упорной борьбы он одолел и взял в плен одного из христианских военачальников, который по своему мужеству был достойным его соперником. Он тотчас сел на свежего коня, подаренного ему губернатором Пальмиры, и устремился к передовым рядам своей армии. "Отдохните немного, - сказал его друг Дерар, - и позвольте мне заменить вас; ведь вы утомились в борьбе с этой собакой". " О Дерар, - возразил неутомимый сарацин, - мы будем отдыхать в том мире. Кто трудится сегодня, будет отдыхать завтра". С таким же пылом он принял вызов и победил другого бойца, а за то, что двое его пленников не захотели отказаться от своей религии, он с негодованием бросил их головы внутрь города. Исход нескольких генеральных сражений или частных стычек принудил жителей Дамаска сузить сферу их обороны; но посланец, которому они помогли спуститься с городской стены, возвратился с обещанием, что скоро прибудут сильные подкрепления, а их шумные выражения радости сообщили это известие арабам. После непродолжительного совещания арабские генералы решились снять или, верней, приостановить осаду Дамаска до тех пор, пока они не сразятся с армией императора. При отступлении Халид пожелал занять самый опасный пост в арьергарде, но из скромности уступил его Абу Убайду. Однако в минуту опасности он устремился на выручку своему товарищу, которого сильно теснили вышедшие из города шесть тысяч всадников и десять тысяч пехотинцев, и лишь немногие из этих христианских воинов могли рассказать в Дамаске подробности своего поражения. Ввиду важности предстоящей борьбы потребовалось соединение сарацинов, рассеянных по границам Сирии и Палестины, и я приведу содержание одного из циркулярных посланий, адресованного к будущему завоевателю Египта Амру: "Во имя Всемилосердного Бога: от Халида к Амру, здравие и благополучие. Знай, что твои братья-мусульмане предполагают двинуться на Аизнадин, где стоит армия из семидесяти тысяч греков, которые намереваются выступить против нас для того, чтоб своими устами потушить свет Божий; но Бог да сохранит свой свет наперекор неверным. Поэтому, лишь только будет тебе вручено настоящее мое письмо, приходи с теми, кто находится при тебе, в Аизнадин, где ты найдешь нас, если это будет угодно Всевышнему Богу". Это приказание было охотно исполнено, и те сорок пять тысяч мусульман, которые сошлись в один и тот же день в одном и том же месте, приписывали благости Провидения то, что было плодом их деятельности и усердия.