Мария словно императрица сидела рядом с Наполеоном на торжественных обедах, где присутствовали Мюрат, Бертье, Дюрок, послы, иностранные принцы. Во время этих обедов Наполеон разговаривал с Марией на изобретенном им тайном языке жестов: то, к удивлению дипломатов, засовывая палец в ноздрю, то закрывая глаз или двигая ушами. Живость его мимики забавляла и очаровывала юную графиню, которая быстро научилась расшифровывать этот «тайный телеграф».
Когда гости удалялись, император привлекал Марию на канапе, обнимал и вел себя так же нежно, как во времена любви к Жозефине.
Свидетельством большой страсти была нестандартность комплиментов, которые он ей делал; вот один из них, который сообщает нам без комментариев строгий Фредерик Массон:
— «Для всех я — могучий дуб, и только для тебя — желудь…»
Выразив свою любовь в изысканных словах, Наполеон набрасывался на Марию столь стремительно, что дело заканчивалось иногда на ковре гостиной…
После чего, слегка усталый от этих упражнений, он выходил во двор, чтобы с азартом бриеннского школьника сыграть с солдатами в кегли.
* * *
Не часто в своей жизни Наполеон переживал такие счастливые дни, как в Финкенштейне. Впервые в жизни рядом с ним была женщина нежная, любящая, покорная, искренняя, чистосердечная и не кокетка.
Только одно было ему не по душе: темные туалеты Марии.
— Почему ты в черном? — спросил он однажды с гримасой, притворяясь, что хочет разорвать ей юбку. — Ты же знаешь, что я люблю яркие цвета.
Она отвечала с неприступной миной:
— Полька должна носить траур по своей родине. Когда ты восстановишь Польшу, я всегда буду в розовом.
Он улыбался:
— Потерпи. Весной я начну действия против России.
Сезон действительно был неблагоприятным для военных действий. Иногда бушевали вьюги и замок становился неприступным; термометр показывал 30° ниже нуля.
В ожидании весенних цветочков солдаты Великой Армии коротали время, играя в карты и распевая фривольные песенки. В замке Финкенштейн было холодно, хотя в каминах пылали огромные поленья.
Поэтому любовники проводили много времени в постели, согреваясь любовными шалостями.
Однажды майским утром, когда император еще лежал в постели с Марией, ему принесли письмо от Жозефины. Направив свою ревность не по адресу, она упрекала его в нежной переписке с парижскими дамами.
Разобиженный император тотчас же вылез из постели и твердым пером немедленно написал ответ:
"Я получил твое письмо. Я понятия не имею о дамах, в переписке с которыми ты меня обвиняешь. Я люблю только свою Жозефиночку, люблю и добрую, и надутую, и капризную, она очаровательна, даже когда ссорится. Потому что она всегда мила — но только не в припадке ревности. Тогда она становится дьяволицей. Но вернемся к прекрасным дамам.
Если бы я действительно делал выбор среди них, я хотел бы, чтобы они были розовыми бутончиками. Может быть, ты к цветам тоже будешь меня ревновать?
Прощай, мой друг. Твой Н."
После этого, обнаружив, что Мария свежа как бутон розы, он снова бросил ее на постель и быстро оборвал лепесточки.
БЫЛ ЛИ У НАПОЛЕОНА СЫН ОТ ПРИЕМНОЙ ДОЧЕРИ КОРОЛЕВЫ ГОРТЕНЗИИ
«Неумеренный в страстях, Наполеон был одновременно дедушкой и дядей собственного сына».
Жан-Поль Неллврен
26 мая 1807 года медовый месяц любовников Финкенштейна внезапно был прерван известием, которое потрясло Наполеона. В Ла-Ай в возрасте пяти лет умер старший сын королевы Гортензии.
Об этом ребенке с самого его рождения все говорили как о сыне Наполеона. Шептались о том, что Наполеон лишил Гортензию девственности и нередко глубокой ночью, когда все спали, прокрадывался в ее комнату в Тюильри.
Свидетельств сколько угодно:
«Как только Гортензия достигла половой зрелости, — пишет генерал Тьебо, — Первый Консул стал заглядываться на нее, и мадам Компан, не без ведома Жозефины, стала устраивать их встречи. Как только приходил Первый Консул, мадам Компан уводила из их общей комнаты Каролину, которая, хоть и была очень юной, инстинктом женщины догадывалась о происходившем».
1 С 1806 г. Луи Бонапарт и его жена Гортензия Богарнэ стали королем и королевой Голландии.
2 Каролина и Гортензия были в то время пансионерками м-м Компан в Сен-Жерменан-Лай.
Другой мемуарист добавляет:
«Говорили, что будто бы между Наполеоном и его приемной дочерью не было незаконной связи, но это не так. Весь двор и весь Париж знали, какое горе причиняла эта связь Жозефине, и все обстоятельства брака Луи и Гортензии обсуждались в городе и в прихожих Тюильри».
Читать дальше