* * *
Бонапарт вернулся в Каир 14 июня; за ним следовали оставшиеся в живых солдаты сирийской армии; они несли несколько захваченных у турок знамен, чтобы создать видимость победы французской армии.
Постукивая себя по груди, с вымученной улыбкой император проехал меж двумя рядами молчаливых египтян, которые, конечно, уже знали о его военной неудаче. Расстроенный Бонапарт побежал к Полине, которую он не видел уже четыре месяца. Их объятие было долгим и страстным. «Он водил руками по телу молодой женщины, — пишет Леон Дюшан, — скользя по его возвышениям и впадинам, как будто хотел удостовериться в сохранности своего достояния».
Потом, очевидно, желая продолжить свое обследование, Бонапарт отнес Полину на кровать, раздел ее догола и доказал, что четыре месяца военных действий нисколько не ослабили его мужественность. Участники дуэта получили полное взаимное удовлетворение.
Потом, погрузившись в глубину смятых простынь, Бонапарт снова обрел хорошее настроение, но вдруг, повернувшись к Полине, он вскричал:
— А ребенок? Наш ребенок?
Расстроенная молодая женщина пролепетала, что пока еще у нее нет никаких надежд.
Насупившись, Бонапарт вскочил, поспешно оделся, и, как всегда, нуждаясь в конфиденте, он побежал к Бертье и без всякого вступления забросал его отрывистыми фразами:
— Я хотел от нее ребенка… Я бы на ней женился… Но у этой дурехи ничего не выходит…
И, не ожидая ответа, он удалился нервным шагом. Бедная Полина, узнав о его состоянии, воскликнула:
— Боже, но это ведь не моя вина! Может быть, она была права…
Лишь на мгновение Бонапарт смог забыться, и с новой силой его одолели тревоги. Часто он вызывал по вечерам в Эльфи-Бей Полину, чтобы поведать ей свои заботы. Ситуация сложилась очень опасная для него: военное поражение только обрадовало членов Директории, армии, которая понесла большие потери и насчитывала теперь всего двадцать пять тысяч человек, по-прежнему угрожало нападение турок, и все время приходилось опасаться восстания в Египте.
Сверх всего этого — о чем он, разумеется, не говорил своей любовнице, — его по-прежнему мучили разоблачения Жюно.
Бонапарта еще более взвинтило сообщение о том, что в Мальмезоне — имении, которое Жозефина купила, взяв взаймы, — она устраивала разорительные приемы, на которых она и Ипполит Шарль принимали гостей как хозяева замка. По вечерам она прогуливалась с ним по аллеям, и поздние прохожие на дороге в Сен-Жермен глазели на них с любопытством. Впав в обман по причине изящного сложения молодого офицера, они думали, что гражданка Бонапарт гуляет, обняв своего сына Евгения…
Одна из соседок, увидев их вечером в саду, вернулась домой и написала вот эти назидательные строки:
«Ее видели на тропинках парка; по вечерам в лунном свете ее фигура в белом платье и белой вуали, опирающаяся на руку сына, одетого в черное или синее, производила фантастический эффект: казалось, что это две тени или два призрака… Бедная женщина! Может быть, она вспоминала о своем первом муже, убитом палачами Революции; она думала и о втором муже, который мог быть в любое мгновение сражен пушечным ядром. И как же его в таком случае похоронят без мессы там, среди мусульман?»
Но у Жозефины и в помине не было таких благочестивых опасений. После прогулки она увлекала мосье Шарля на широкую кровать, и они развлекались, перепробовав самые разнообразные и дерзкие позиции.
Даже не зная подробностей, Бонапарт сильно страдал. Он повторял, склонившись к Полине:
— Почему ты не беременеешь от меня? Я сразу же разведусь и женюсь на тебе.
Действительно, только ребенок от любовницы мог избавить его от Жозефины и вернуть ему душевное равновесие. Увы! проходили недели, а молодая женщина не беременела.
15 июля Бонапарт узнал, что турки только что высадились в Абукире. За несколько часов он собрал войска и устремился к морю. Через неделю с пятью тысячами человек он уничтожил гораздо более многочисленное турецкое войско. Поражение при Сен-Жан-Д'Акре было возмещено.
Тогда он решил воспользоваться плодами этой победы — может быть, последней в Египте — чтобы свергнуть Директорию и навести порядок во Франции. Никого не предупредив, он подготовил свой отъезд и в последнюю минуту объявил Полине:
— Я знаю, ты будешь мужественной. Я должен вернуться во Францию, там полный хаос. Поднимается Вандея. Всюду голод и анархия. Наши войска терпят поражение в Германии, в Италии, повсюду. Австрийцы и русские могут захватить нашу страну. Директория изжила себя. Эти ничтожества и прожигатели жизни ведут Францию к гибели. Я должен уехать.
Читать дальше