Алексей Борисов - Сборник материалов Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников

— Нет, я эти преступления, в которых меня обвиняют, не совершал .

Прибыл на территорию Советского Союза в конце сентября 1941 года, в Киев. Там, до назначения в Николаев, находился в распоряжении командующего отрядами СД Киева.

«— С какой целью вами были расстреляны в апреле 1942 года 20 врачей и 22 члена их семей, и почему именно врачи?

— Был приказ из Киева. Мы должны были «убрать» интеллигенцию. Она мешала нам использовать народ в необходимых германскому командованию целях.»

«— Какое преступление совершило еврейское население, которое вы расстреливали — спрашивает государственный обвинитель.

— Никакое.»

«— Значит в обязанности полиции безопасности СД входило планомерное уничтожение мирных советских граждан, — суммирует председатель Трибунала.

— Выходит так, — нехотя отвечает Санднер.»

На предварительном следствии, по этому факту, подсудимый дал следующие показания:

«— Я честно выполнял все задачи, поставленные передо мной, я старался быть образцовым солдатом, тем более, что за это хорошо платили... На двоих мы ежедневно получали бутылку водки.»

В ходе процесса Винклер много записывал и отвечая на вопросы Трибунала, то и дело обращается к блокноту, стараясь быть осторожным.

На вопрос председателя суда, помнит ли Михель фамилии замученных им людей, обвиняемый отвечает:

— За последний год войны. Во время отступления, у меня было много разных переживаний, и я позабыл все фамилии. Я много думаю о своей семье .

— А о семьях замученных вами людей вы не думаете? — задает вопрос председательствующий.

Михель молчит. Ему нечего сказать.

«...Во время утренней проверки военнопленных заставляли раздетыми стоять на на морозе по несколько часов. Когда проверка кончалась, на дворе оставалось несколько замерзших людей. В лагере был устроен «карцер» — небольшое пространство на дворе, огороженное колючей проволокой. Сюда провинившихся бросали на 8 и больше дней, оставляя без пищи, под открытым небом на морозе. К концу заключения в карцере люди, обычно, замерзали...»

«— Не раз, нам в Кировоградском лагере зачитываюсь приказы Винклера, в которых наказывались те, кто мягко относился к пленным.»

«...Немцы согнали нас в кучу, зверски избивали, толкали ногами в живот, груди. У меня на руках был сын четырех лет, а рядом дочь и сын 15 и 13 лет. У Вдовиченко Гали также трое детей, у Вдовиченко Христи пятеро детей, в том числе семимесячный ребенок, у Мицки Прасковьи четверо детей, у Лены Голуб — трое. Немецкие полицаи показывали на нас пальцами и кричали «партизаны, партизаны». Потом выхватили семимесячного ребенка, бросили его оземь и меня толкнули на него. Ребенок, был придушен, но немецкий полицай еще пристрелил его. Одного двухнедельного ребенка полицаи повесили. Всех моих детей расстреляли. Расстреляли также всех остальных жителей хутора, которые были согнаны сюда...»

«...Труп сына я нашел в балке недалеко от села. Хоронить мне его не давали, и я был вынужден ночью украсть труп сына и похоронить его сам.»

У Косоуровой было двое малолетних детей, — Лиза и Тамара.

«— Я была свидетельницей, как обреченных на смерть малюток за волосы бросали в машину и увозили на расстрел. Мне не дали даже проститься с детьми.»

Заседания проходят в помещении кинотеатра.

Особое место в показаниях Ратца занимает характеристика обвиняемого по настоящему делу капитана германской армии Вальтера Кнауф. Ратц показывает, что Кнауф, славился своей жестокостью даже среди солдат германской армии.

Обвиняемый Кункель также подтверждает характеристику Кнауфа. Последним был издан приказ: « Русских в плен не брать, а расстреливать на месте ».

Давая показания Трибуналу, обвиняемый фон Раппард долго перечисляет отличия и награды, полученные им в германской армии.

Уточняя эту часть показания, государственный обвинитель задает вопрос подсудимому:

— Значит, этот приказ следовало понимать, как требование поголовного истребления русских людей?

— Да , — отвечает подсудимый.

Однако тут же добавляет, что по своей личной практике он стремился щадить детей. На эту тему, мол, он отдавал устные распоряжения. Но никто из сидящих на скамье подсудимых не подтверждает этого.