Ги Бретон - Женщины времен июльской монархии

Мари-Каролин взяла лист бумаги и написала:

«Ввиду того, что меня торопят обстоятельства и в силу правительственных предписаний, а также имея серьезные причины для сохранения своего брака в тайне, считаю своим долгом признаться как себе, так и моим детям в том, что тайно вышла замуж во время моего пребывания в Италии.

Мари-Каролин».

Эта записка была немедленно отправлена Сульту, а тот опубликовал ее текст в газете «Монитор» за 26 февраля.

Узнав, что герцогиня Беррийская, этот «незапятнанный ангел реставрации Бурбонов», «вандейская Мария Стюарт», находясь в заточении, ждет ребенка, легитимисты были точно громом поражены. Большинство утверждало, что это гнусная выдумка правительства с целью дискредитировать «регентшу».

Орлеанисты же задавали себе только один вопрос: кто отец будущего ребенка?

Не Гибург ли? А может быть, Розамбо, который был в числе ближайших друзей во время изгнания и вандейской эпопеи? Шарет? Бурмон? Или даже Дейц, как это полагал Бюжо? Назывались самые невероятные имена.

Наконец 10 февраля герцогиня родила малышку, которую назвали Анн-Мари-Розали. Доктор Дене немедленно взял слово:

«Я только что принял роды у мадам герцогини Беррийской, являющейся женой в законном браке графа Гектора Люкези-Палли, князя де Кампо-Франко, офицера, служащего при короле Обеих Сицилий, проживающего в Палермо».

Когда имя отца было опубликовано, вся орлеанистская Франция разразилась хохотом:

— Ну и муженька нашла себе герцогиня! — говорили все. — Более грубого фарса и вообразить нельзя! Когда же это они поженились? И каким образом этот итальянец мог встретить Мари-Каролин в августе 1832 года, если она в то время скрывалась в нантской мансарде?

Легитимисты, вынужденные смириться с фактами, возражали:

— Что ж, пусть она родила, но ее муж хорошо известен и принадлежит к знатной фамилии. Семейство Кампо-Франко ведет свое начало от одного из двенадцати нормандских баронов, которые вместе с Танкредом завоевали Сицилию на обратном пути из Святой земли. Герцогиня заключила тайный брак с графом Гектором в 1831 году, и так же тайно он приезжал из Голландии в Нант, чтобы повидаться с ней. Все это выглядело совершенно невероятно. На деле никто ничего точно не знал. И вся Франция задавалась одним вопросом: кто же все-таки отец маленькой Анн-Мари-Розали?..

Для легитимистов, разумеется, отцом мог быть только Люкези-Палли. Тем не менее, признание Мари-Каролин привело их в некоторое замешательство. Они боялись, как бы орлеанисты не узнали от жителей Гааги, что в августе 1832 года граф ни на один день не покидал Голландию…

И потому они решили дать другое объяснение встрече двух «супругов»:

— Под впечатлением эмоций, вызванных материнством, — заявили они, — принцесса перепутала события, и мы поняли так, что ее муж приезжал в Нант. В действительности все было иначе. Это она, переодевшись в вандейскую крестьянку, приезжала в августе в Голландию. Вполне естественно, ее путешествие держалось в большой тайне, и никто в Гааге не знал об этом. Впрочем, она пробыла там с графом Люкези всего несколько дней и так же негласно вернулась в свою мансарду.

Сразу оговоримся, что сегодня это объяснение отвергается всеми историками. Послушаем, что говорит Марк-Андре Фабр:

«Легитимистам хотелось, чтобы Анн-Мари-Розали была ребенком, зачатым в Голландии, куда Мари-Каролин, покинув на несколько дней свое убежище, ездила, переодевшись в крестьянское платье, чтобы повидаться с графом Люкези-Палли, а затем вернулась к своим нантским друзьям. В подтверждение этой смелой версии они произвели на свет два письма, якобы обнаруженных виконтом де Резе под „грудой старых бумаг“ после смерти герцогини. Одно из них от графа Люкези. Он пишет: „Ваш стремительный приезд, подвергший вас стольким опасностям, был еще одним поводом для моего волнения, хотя ему же я обязан счастьем снова увидеть вас“. Другое от герцогини. Оно заканчивается следующими словами: „Последствия моего поспешного приезда вынуждают меня вскоре открыть наш союз“.

Однако письма эти, датированные временем ее пребывания в Бле, были явно написаны в соответствии с возникшей необходимостью, точно так же, как в те же дни составленный и задним числом помеченный акт о брачной церемонии, совершенной П. Розаваном. Среди бумаг, найденных в мансарде нантского дома и переданных в

национальный архив, фигурирует подробный перечень писем, полученных и отправленных герцогиней с 23 июня по 18 сентября. В нем помечены почти все дни этого периода за исключением, может быть, двух-трех в разное время. Но в эти дни Мари-Каролин не покидала нантское убежище».