Мэтью Андерсон - Петр Великий

Алексей ответил на это письмо, спрашивая позволения отказаться от своего права престолонаследия. Но это само по себе не могло успокоить Петра. Царевич мог бы изменить свое мнение: в любом случае он был уверен, что тот останется центром для недовольства. Поэтому он должен был или полностью изменить свое отношение и активно сотрудничать с политикой своего отца, или отказаться от мира, уйдя в монастырь. В настоящее время Петр не торопил проблему; но в конце августа 1716 года он написал Алексею еще раз, из Копенгагена, требуя, чтобы его сын решил: или принимать активное участие в войне против Швеции, или стать монахом.

Это письмо заставило задуматься. Идея побега от ситуации, которую он ненавидел, уже сформировалась в голове царевича. «Лучше бы мне быть, — сказал он в 1713 году, — обычным чернорабочим, или в лихорадке, чем здесь»; и когда в следующем году он поехал на воды в Карлсбад в Богемию, Кикин посоветовал ему поехать оттуда лучше в Нидерланды и Италию, чем возвращаться в Россию. Теперь Алексей ехал в Данциг, как будто чтобы присоединиться к царю; но из этого города он сбежал в Вену, где, как он утверждал позже, Кикин и российский посол Веселовский уже подготовили ему прием. В течение нескольких месяцев его местопребывание держалось в тайне. Но к марту 1717 года стало известно, что он живет в замке в Тироле, предоставленном в его распоряжение правительством Габсбургов. Вернуть своего сбежавшего сына было для Петра срочной потребностью. Его отношения с Австрией быстро ухудшались, поскольку опасения и негодование, пробужденные российской оккупаций Мекленбурга, достигли своего пика. Во враждебных руках царевич мог бы стать опасным оружием против своей родной страны. Имелись сообщения, что Алексей, по прибытии в австрийскую столицу, попросил у императора Карла VI отряды для того, чтобы использовать их против своего отца, и сказал, что он также надеется на британскую поддержку. Царь также чувствовал, что престиж и его, и всей России был серьезно поврежден бегством его сына: это было выше всего, что он находил непростительным.

Карл VI и его советники находились в затруднительной ситуации. Они глубоко не доверяли Петру и отказывались выдать Алексея против его желания на милость отца. Но они также были встревожены угрозами вооруженной силы, которую Петр использовал уже не однажды, чтобы получить их согласие на свои требования. Поэтому они побудили царевича переехать из Тироля в Неаполь (австрийское владение, начиная с европейского мирного урегулирования 1713–1714 годов в конце войны за испанский престол), где он нашел убежище в замке Сан-Эльмо. Эмиссары его отца все еще преследовали его. В августе 1717 года правительство Габсбурга согласилось, чтобы П. А. Толстой, который выказал свои большие способности как дипломат, будучи российским представителем в Константинополе с 1702 по 1714 годы, мог поехать в Неаполь, представить Алексею письмо от его отца и вести с ним переговоры, если он все еще будет отказываться возвращаться после его прочтения. Основой этого решения было опасение, что Петр, если столкнется в Вене с полным отказом сотрудничать, мог бы использовать свои силы в Польше, чтобы напасть на Силезию и, возможно, даже продвинуться в Богемию, где началось значительное волнение среди крестьянства. Все же правительство Габсбурга предусмотрело, что Толстой должен видеть Алексея только в присутствии графа Дауна, губернатора Неаполя, или его представителя и что царевич должен быть уверен, что он не будет выдан против своего желания.

Несчастный Алексей не показал себя соперником способностям и жестокости Толстого. С одной стороны, он был испуган угрозами: император, как выяснилось, не будет больше защищать его перед лицом российского давления (Вайнгартен, один из секретарей Дауна, был подкуплен Толстым, чтобы обмануть царевича в этом пункте). Петр прибыл бы в Италию лично, чтобы забрать обратно своего странствующего сына. Алексея могли разлучить с его любовницей, финской девушкой Афросинией [148] Федоровой — О. Б. , которая сопровождала его в бегстве и была теперь беременна. Это оказало действие на Алексея, который был искренне привязан к девушке и надеялся жениться на ней (его жена, с которой он обходился очень плохо, умерла в ноябре 1715 года после рождения сына). С другой стороны, ему были предложены обещания, что если он возвратится в Россию, то будет прощен своим отцом и ему позволят жить спокойно в его поместьях и не разлучат с Афросинией. Алексей знал, что на обещания такого рода, даже когда они сделаны его отцом или с его полномочием, не следует полагаться. Однако, после десяти дней обсуждения и интриг, 14 октября он принял решение возвратиться в Россию. Император и его министры были обеспокоены поворотом, который приняли события, но Толстой настоял на том, что во время обратной поездки из Неаполя царевич не должен задерживаться в Вене или иметь аудиенцию у Карла VI. Поэтому император приказал графу Коллоредо, губернатору Моравии, увидеться с Алексеем, когда тот будет проезжать через область, и удостовериться в его искреннем желании возвратиться в Россию. Толстой предотвратил встречу Коллоредо с Алексеем; и когда австрийское должностное лицо прибыло на встречу с царевичем, Толстой и члены его сопровождения образовали такой тесный круг вокруг Алексея, что никакая честная беседа не была возможна. Таким спешным и полутайным образом беглец был доставлен домой. Он добрался до Москвы в феврале 1718 года.