Кристиан Бек - История Венеции

Вопрос ставится следующим образом: Венеция — город-музей или современный город? Альтернативное решение дилеммы принадлежит В. Бранке, который в 1986 г. предложил превратить Венецию с помощью новых средств коммуникации в «лабораторию мысли» не только для интеллектуалов, но и для руководителей производства… Положительный момент этого предложения, на наш взгляд, заключается в том, что оно основано на стремлении древнего и славного города не просто к выживанию, но к полнокровной жизни.

«Я лев, и я держу раскрытую книгу,/ где написано Pax tibi Marze [8] Мир тебе, Марк (лат.). . / Пусть тот, кому фраза сия будет неугодна, / перевернет страницу и откроет лист, / где он сможет прочесть следующие слова: всюду, даже в пустыне, меня называют непобедимым зверем, / ибо я владычествую над миром и повергаю его к своим стопам». Эти строки, взятые из венецианской рукописи конца XV или начала XVI в., через образ льва — символа святого Марка (и Венеции), — присутствующий на всех общественных сооружениях и площадях Республики, внушают двоякое о ней представление — она одновременно и миролюбивая, и властная.

Венецианские историки (мы видели это выше), подобно художникам (венецианским или же приглашенным), живописующим Светлейшую, с XIV в. и до падения Венеции прославляли Республику как внутри, так и за ее пределами. Без сомнения, эта функция восхваления была возложена на портрет — официальный и частный. Целая серия портретов дожей в роскошных одеяниях, заказанных в XVI в., до сих пор украшает зал Большого совета. Такую же смысловую нагрузку несут, например, и некоторые картины Каналетто (воспроизведенные во многих экземплярах гравером Брустолоном), например «Обручение дожа с морем» или полотно, где в толпе, собравшейся на площади Сан-Марко, представляют вновь избранного дожа, или еще одно, где дож в парадном головном уборе стоит на вершине Лестницы исполинов. Мифотворческой функцией обладает и картина Бонифачо де'Питати (после 1540), на которой мы видим Господа, благословляющего центр города: площадь Сан-Марко, собор, колокольню; а также холст Андреа Вичентино, висящий в зале для голосования Дворца дожей и рассказывающий о победе венецианского флота при Лепанто.

Венецианская скульптура несет еще и патриотическую нагрузку. Таков памятник Альвизе Мочениго работы Джузеппе Сарди, поставленный в соборе Сан-Ладзаро деи Мендиканти: слева и справа от героя войны на Кандии (1648–51) изображены сцены сухопутных и морских сражений.

Еще более красноречивой «агиткой» является растиражированная гравюра (конца XVI в.) Джакомо Франко. На ней Светлейшая предстает в облике женщины; увенчанная короной, со скипетром в руке, она восседает в колеснице, запряженной двумя морскими конями, которые мчат ее по воде. На втором плане видны галера, парусник и гондолы, а в самой глубине — Пьяццетта с ее двумя колоннами, а также Дворец дожей и собор. Для того, кто не в состоянии понять смысл этого триумфа, на гравюре имеется картуш с надписью: «Вот Венеция, неиссякаемый источник всяческих благ: тот, кто созерцает ее, непременно узрит целый мир, уместившийся на малом сем пространстве».

Вплоть до XVI и даже XVII столетия иностранцы, посещавшие Венецию (или же только слышавшие о ней), пребывают во власти мифа о богатстве и необычности города. Коммин, к примеру, пишет: «В тот день, когда мне предстояло приехать в Венецию, меня встретили в Фузине, в пяти милях от Венеции; там с судна, приходящего по реке из Падуи, пересаживаются на маленькие барки, очень чистые и с обитыми красивыми мягкими коврами сиденьями… Я был поражен видом этого города со множеством колоколен и монастырей, обилием домов, построенных на воде… Меня усадили между двумя послами и провезли вдоль большой и широкой улицы, которая называется Большим каналом. По нему туда и сюда ходят галеры, и возле домов я видел суда водоизмещением в 400 бочек и больше. Думаю, что это самая прекрасная улица в мире» [9] Коммин Филипп де. Мемуары. / Пер. Ю. Малинина. М., 1986, с. 306 . То же самое, только короче, выражает Монтень, которого в Венеции восхищают «полиция, местоположение, Арсенал, площадь Сан-Марко и иностранные газеты». Шекспир, не видевший ни Италии, ни Венеции, в начале «Венецианского купца» устами одного из персонажей рисует излюбленный венецианцами морской пейзаж: