Валерий Харламов: Хоккей - моя стихия

Если бы Аркадий Иванович стал в ту минуту доказывать мне, что не все проиграно, не все потеряно, что есть еще кое-какие шансы, то я бы ему, конечно же, не поверил. А тут будничность его слов вдруг вселила в меня надежду. Подумаешь, ошибся! Возьму и в следующей игре покажу, на что способен.

Конечно, через несколько дней я понял, что Чернышев был страшно огорчен моей ошибкой, что он считал меня и вратаря Виктора Зингера виноватыми в поражении команды, но мне о моей вине перед командой Аркадий Иванович сказал только после того, как мы стали чемпионами… Да, мы все же стали чемпионами. Команда Чехословакии уступила шведским хоккеистам, которых мы обыграли вторично, и исход борьбы был решен в последнем матче, в котором мы встречались с канадцами. Мы выиграли этот матч и благодаря лучшей разнице заброшенных и пропущенных шайб добились невозможного.

Впоследствии я научился беречь нервную энергию, а главное, верить в чудеса, без которых хоккей не может существовать. Конечно, я понимаю, что на чудо можно надеяться, но нельзя и самому теряться. Но это уже вопрос, связанный с мастерством. И здесь мне еще раз хочется вспомнить другого тренера сборной, сменившего на этом ответственном посту Аркадия Ивановича Чернышева. Бобров был в свое время первоклассным хоккеистом, одним из сильнейших мастеров своего времени, и, разбирая игру, делая замечания спортсменам, он не однажды приводил примеры из собственного опыта, доходчивые, заставлявшие нас задумываться.

Тот хоккей, в который играли Бобров и его товарищи, принес нам первые победы на чемпионате мира и на Олимпийских играх, но мы, их наследники, играем теперь иначе, действуем на других скоростях. И как же повезло мне и моим сверстникам, что Анатолий Владимирович Тарасов смог передать тренерский жезл одному из своих учеников, хоккеисту не вчерашнего, а сегодняшнего дня — Константину Локтеву!

Константин Борисович Локтев, мой нынешний тренер, представляет новое поколение спортивных педагогов. Он сохраняет традиции нашего клуба, заложенные Тарасовым, а затем и Кулагиным. Все в ЦСКА вроде бы осталось тем же, но в то же время содержание тренировок несколько изменилось.

Константин Борисович успел поработать со многими хоккеистами, с которыми он вместе играл. Но шли годы, ветераны один за другим покидали команду, и сейчас практически лишь один Володя Викулов может похвастаться, что играл вместе со старшим тренером ЦСКА.

Локтев — заслуженный тренер СССР, один из наставников сборной страны. Он руководил командой и в Инсбруке, где мы стали олимпийскими чемпионами. Но Локтев еще и сравнительно молод. Он хорошо помнит время, когда он играл, хорошо понимает настроения сегодняшних своих подопечных, и именно потому сумел Константин Борисович найти весомый аргумент в дискуссии с теми нашими армейскими хоккеистами, которые периодически доказывали ему, что на сборы перед матчами собираться не надо, что и сами тренировки пора бы для них, ветеранов, сократить и поджать.

Локтев как-то сказал нам:

— Задним числом все умны. Все мы — что к чему — соображаем позже. Упущенного не вернешь. Только жалеть потом о хоккейной молодости станешь. Я и сам когда-то доказывал то же самое Тарасову. Давно доказывал. Когда полагал, что мне еще играть и играть. Объяснял тренеру, что без семьи соскучился, что тренировки надоедают, даже самые интересные, что мы и так уж все умеем…

Однажды хоккеисты ЦСКА сидели в Архангельском около телевизора, передача закончилась, команда разошлась, остались только несколько человек — случайно получилось, что задержались только "старички" и наш тренер. Говорили о том о сем, вспоминали разные разности, заговорили почему-то о ветеранах, недавно ушедших из команды, и постепенно разговором завладел Константин Борисович. Он размышлял вслух вроде бы даже и не замечая тех, кто его слушал:

— Годы тренировок и сборов промчатся незаметно. Потом, когда будет за тридцать или под сорок, вас уже не позовут. Те, кто постарше, помнят, как меня торжественно, в Лужниках, провожали. Подарки, объятия, круг почета на плечах Альметова и Александрова, моих партнеров по тройке. И все. Конец. Ни сборов, ни тренировок. Ни знакомых лиц. И матчи — с трибуны. Как — зритель. Ушел навсегда.

А потом, стыдно сказать, вернулся. Вернулся, признаюсь откровенно, не только потому, что команде оказался нужным, но и потому, что сам разлуки с хоккеем не выдержал.

Позже меня упрекали: тебя же, мол, проводили, всему миру сообщили, что ты ушел, так зачем же возвращаться? А потому и вернулся, что тяжело переносил разлуку с хоккеем, потому что не мог уже жить без хоккея.