Пьер Грималь: Цивилизация Древнего Рима

В каждый критический момент своей истории Рим с тревогой обращался к памяти о том трагическом проклятии. Со дня своего возникновения Риму не было мира ни с людьми, ни с богами. Это беспокойное религиозное чувство оказывало давление на его судьбу. Легко, даже слишком легко, противопоставлять Рим очевидной чистой совести греческих городов. Но между тем Афины также познали преступления: Тезей пришел к власти через самоубийство Эгея. Мифическая предыстория Греции столь же исполнена преступлений, как и римская легенда, но греки считали, что нормального функционирования религиозных учреждений достаточно для того, чтобы стирать наиболее скверные пятна. Орест оправдан тогда Ареопагом, которым руководили сами боги [14] Речь идет о сюжете «Орестейи» Эсхила. Ореста, убийцу матери с целью мести за отца, убитого ею, преследовали богини возмездия эринии, но афинский суд Ареопага под руководством Аполлона оправдал его. . И в конце концов, грязное пятно, которое Эдип наложил на Фивы, было стерто изгнанием преступника; кровь, которая впоследствии будет пролита во искупление, всегда оказывалась только кровью Лабдакидов [15] Лабдакиды — потомки Лабдака, внука Кадма. Эдип был внуком Лабдака, родоначальника фиванских царей; по неведению убил своего отца Лая и женился на своей матери Иокасте, боги покарали весь город. Оракул на запрос ответил: «Ищите нечистую тварь». После раскрытия преступления Эдип ослепил себя и ушел в изгнание; его сыновья Этеокл и Полиник погибли в борьбе за Фивы, дочь Антигона казнена за то, что, вопреки обычаю, похоронила убитого брата. . Рим, напротив, чувствует себя безнадежно обреченным из-за крови Рема. Греческий оптимизм для него был невозможен; Рим трепещет, как много позже Эней, в котором Вергилий хотел символически выразить душу своей родины, будет дрожать в ожидании божественного предзнаменования.

Легенда о первых временах Рима, таким образом, полна «знаков», которые пытаются расшифровывать современные историки. Каким бы ни было происхождение отдельных легенд (похищение сабинянок, преступление Тарквиния, поединок Горациев и Куриациев [16] Речь идет о легендах, ставших широко популярными в позднейшей культуре. Тарквиний Гордый был изгнан в результате преступления своего сына Секста, который обесчестил добродетельную Лукрецию, жену своего родственника Коллатина. Горации — персонажи римской легенды. Спор между городами Римом и Альбой Лонгой о том, кто станет гегемоном в возникшем объединенном государстве, должен был разрешиться поединком между тремя лучшими воинами с каждой стороны. Рим выдвинул трех братьев-близнецов из патрицианского рода Горациев, Альба Лонга — трех близнецов из рода Куриациев. Последний оставшийся в живых из рода Горациев, оказавшийся один против израненных, но еще боеспособных Куриациев, пошел на хитрость и якобы пустился в бегство, но, встретив преследовавших его противников, победил их. После победы убил свою сестру, осмелившуюся оплакивать погибшего жениха. и многие другие), пусть речь идет о реальных событиях, об интерпретациях старых ритуалов или еще более древних следах, о забытых теогониях, в этих рассказах отражены основы римского мировоззрения. Поэтому кто бы ни пытался постигнуть тайну римской цивилизации, должен принимать это в расчет, так как в этих преданиях выражена психология коллективной души Рима.

Далее в легенде рассказывается, что Ромул привлек в Вечный город молодых пастухов из соседних мест, затем всех бродяг, всех осужденных на изгнание, всех апатридов из Лациума. Следовало обеспечить будущее города, но поскольку среди пришельцев не было женщин, Ромул вознамерился устроить великолепные игры, куда пришли бы семьи из соседних поселений. В самый разгар зрелища по сигналу римляне набросились на девушек, в суматохе похитили их и насильно увлекли в свои дома. Именно так объясняется причина первой очень продолжительной войны, которую должны были вести похитители против отцов молодых женщин. Большинство этих женщин не принадлежали к латинским племенам, а были сабинянками, уроженками деревень, расположенных к северу от Рима. Второе поколение римлян, таким образом, стало населением со смешанной кровью, как это уже бывало среди латинских племен.

Известно, каким образом завершилось дело. Сабинянки, подговоренные мужьями, бросились между сражающимися, что привело к примирению. Своим согласием на брак они зачеркнули насилие и клятвопреступление. И здесь еще следовало бы поразмышлять над значением, которое приобрела эта драматическая история для римлян. Она свидетельствует о месте, которое в Вечном городе получила женщина: если женщина, согласно юридическому заключению, и является существом бесправным, если она теоретически не способна иметь те же права, что и мужчина, она тем не менее выступает хранительницей и гарантом связей, на которых основан город. Именно она, на поле битвы, принимала обещания, которыми обменялись между собой римляне и сабиняне; и традиция хотела, чтобы первые недвусмысленно обязались избавить своих супруг от любой рабской работы, оставляя им только заботу о том, чтобы «прясть шерсть». Изначально римлянка знает, что она не рабыня, а спутница, что она защищена святостью клятвы еще до того, как становится союзницей согласно закону. Именно это было вознаграждением за благочестие сабинянок, сумевших предотвратить кровопролитие, тесть не пролил кровь собственного зятя, а зятья не лили кровь, которая должна была течь в жилах их собственных детей.