Марк Алданов - Мейерлинг и кронпринц Рудольф

По случайности к нему, столь же кстати и вовремя, обратились с просьбой другие люди, очень далеко стоявшие от придворной жизни и ничего о его личных делах не знавшие. Кронпринц уже давно работал с группой писателей и ученых над большим изданием: «Австро-Венгерская монархия». Его теперь просили по возможности скорее дать к труду введение или предисловие. Он согласился, — разумеется, непременно, непременно — и обещал «нарочно для этого уехать в Мейерлинг»: там не помешают работать. Таким образом, он принял на себя три обязательства, едва ли между собой совместимые: обещал в Мейерлинге написать введение, пригласил в Мейерлинг же на охоту принца Кобургского и графа Гойоса, которые, должно быть, к научно-литературным трудам своего друга по кутежам относились как к забавному чудачеству — «Рудольф пишет книги!» — и обещал быть на семейном обеде в Бурге. Несомненно, он уже знал, что не будет ни писать, ни охотиться, ни обедать с женой и отцом: «Теперь все равно!..»

Стояли морозные дни. Принц Кобургский и Гойос условились с Рудольфом ехать до Бадена по железной дороге: а то всю дорогу из Вены в Мейерлинг в экипаже холодно. Выехать на охоту решено было в шесть часов утра. Но, к удивлению обоих друзей, оказалось, что кронпринц уехал в Мейерлинг накануне и не по железной дороге, а в экипаже.

Днем в понедельник Мария Вечера незаметно вышла из дому с небольшим чемоданом и пешком отправилась на улицу Марокканцев, находившуюся поблизости от их дома. Ей вообще, как полагалось в те времена, запрещено было выходить одной на улицу. Обычно она придумывала разные хитрости. Покупались, например, билеты в театр для всей семьи, — она мыла голову и объявляла матери: волосы не высохли, боюсь простудиться, экая досада, поезжайте без меня, что делать! Как только родные уезжали, Мэри выходила из дому. Но на улицах мирной, тихой Вены эту «свободную женщину», которая не побоялась отдаться Рудольфу, вечером охватывал ужас: темно, разбойники, зарежут! Поэтому ямщик кронпринца Братфиш всегда ждал ее в двух шагах от «Вечера-Паласта» и отвозил, куда надо было. Ждал он ее и в тот понедельник 2$ января. Она велела ему ехать за город. Недалеко от заставы, на дороге, они увидели поджидавший их другой экипаж. Кронпринц Рудольф пересел в карету Братфиша. Венский Балага не удивился: он к таким вещам привык. Карета понеслась в Мейерлинг.

Там они провели вдвоем вечер и ночь. О чем говорили, мы не узнаем. Вероятно, Рудольф находился в состоянии полного душевного смятения. Если ночью им уже было принято решение о двойном самоубийстве, то он не мог не понимать, что с его стороны тут до некоторой степени и убийство: Мэри было восемнадцать лет.

Утром во вторник приехали принц Кобургский и граф Гойос. Рудольф им объявил, что он участвовать в охоте не будет: простудился по дороге. Не знаю, вышла ли к гостям Мария Вечера. Если и не вышла, то, вероятно, скрыть ее присутствие в замке было трудно. Возможно, что друзья кронпринца сделали с улыбкой вид, что понимают и не обижаются. Возможно, что они немного обиделись. Рудольф просил их охотиться без него, но, кажется (указания противоречивы), охота вообще не состоялась. Принц Кобургский скоро уехал назад в Вену, обещав вернуться на следующий день. Граф Гойос остался ночевать в Мейерлинге.

Днем Гойос отправился в лес побеседовать о чем-то с лесничими. Вернувшись в замок, он увидел, что камердинер Лошек накрывает в столовой первого этажа стол на два прибора. Кронпринц вышел к гостю, и они пообедали вдвоем (как раз тогда, когда император, вероятно, в бешенстве от столь неслыханного происшествия ждал сына в Бурге). Мэри не вышла к обеду. Что она делала весь день, неизвестно.

Обед был невеселый. Кронпринц ел мало: «съел кусок паштета из куропаток, баранью котлету, грушу, выпил немного местного вина Гейлигенкрейц». За обедом жаловался Гойосу на свою жизнь: насколько приятнее живет его друг и «товарищ по ремеслу» принц Уэльский! За ним никто не следит, ему не делают сцен, в политических взглядах он свободен, тогда как австрийский престолонаследник должен скрывать свою дружбу с Морицем Шепсом, ибо тот либерал и редактор левой газеты. Неожиданно пожаловался на дела: будучи единственным сыном богатейшего из монархов, зятем другого архимиллионера, он вынужден делать долги: бельгийский король не дал нам ни гроша, содержания мне не хватает, я должен деньги барону Гиршу, мне это неприятно. Тем не менее его жалобы особенной горечью не отличались. Трудно понять, как человек мог все это говорить за несколько часов до смерти... Допив кофе, он хлопнул Гойоса по плечу и простился с ним: «Завтра вставать на охоту в шесть утра».