Станислав Куняев - Шляхта и мы

Хочу обратить внимание на контекст, который для нарастающего у нас пессимизма в оценке своей истории создает переоценка подобных самооценок у наших соседей. Трудно не заметить, что такая тенденция уже проявилась в Германии. Лучше всего ее парировал Стефан Братковский (статья «Я предупреждал», «Плюс-минус» от 29–30 июня 2002 года): «Когда немцы начинают чувствовать себя обиженными, пора будить Европу». Неужели мы позволим внушить себе, будто в историческом балансе XX века потерпевшая сторона в польско-немецких отношениях – Германия? Не знаю. Знаю только, что такое утверждение есть грубая ложь.

Столь же лживы и утверждения, содержащиеся в новых «обобщающих трудах» по истории польско-российских отношений, которые пишутся ныне в Москве. Это уже не просто маргинально присутствующие в российском общественном мнении тенденции к отрицанию катынского преступления, свидетельством которых в середине 90-х годов был «Катынский детектив» Юрия Мухина или «Славянский саркофаг» Владимира Филатова. Это проявления открытого поворота к советскому имперскому сознанию, подкрепленному вновь обретенным Россией ощущением силы.

В отличие от Германии, в постсоветской России так и не произошло серьезного расчета с историей. Так что здесь трудно говорить о коренном повороте. Просто после периода кризиса и распада советской империи, когда была официально признана по крайней мере часть преступлений той системы, значительная часть российской интеллектуальной элиты проявляет признаки возвращения к хорошему самочувствию. Это самочувствие укрепляют не только прием России в «большую восьмерку» и – после 11 сентября 2001 года – сыплющиеся на Владимира Путина заверения в почтении со стороны как США, так и Европы. Его укрепляет также рецидив крайне имперского, шовинистического видения собственной истории и отношений с соседями. На этом ли Россия будет строить общественный консенсус вокруг попыток удержать уже фактически обретенный контроль над Украиной? Использует ли эти представления в дипломатических маневрах, предпринимаемых в связи с вопросом о калининградском «коридоре»?

Не знаю. Как историк, я лишь отмечаю: с историей что-то неладно – об этом говорят как «пессимистические» злоупотребления ею в Польше, так и «оптимистические» ее реконструкции в Германии и России. История, как справедливо заметил немецкий историк, это не суд и не алиби. И все же историческая правда к чему-то обязывает. Хотя бы к тому, о чем напомнил недавно на этих страницах профессор Здислав Краснодембский («Плюс-минус» от 22–23 июня 2002 года): необходимо прервать польское молчание. Борьба за память имеет политическую цену. Отказ от борьбы – тоже. Мы обязаны помнить об этом. Ложь об истории должна наталкиваться на отповедь. Правду об истории следует защищать – и от сограждан, и от соседей.

Анджей Новак, историк.

Газета «Жечпосполита»,

№ 168, 2002 г.

Уважаемый Станислав Юрьевич!

Считаю себя счастливым человеком, ибо купил два тома Вашей книги «Поэзия. Судьба. Россия». Слежу за ее продолжением по публикациям «Нашего современника». В пятом номере журнала – размышления о российско-польских отношениях. И в историческом плане, и о нынешних.

Это очень нужный материал, написанный на строго документальной основе. И потому лишенный и полонофильства, и полонофобии. Но дающий могучий отпор и отповедь русофобии. Которая, к сожалению, и до сих пор в Польше процветает.

Убедился в этом, прочитав четыре номера журнала «Новая Польша» – декабрьский за прошлый год и три за нынешний. Это издание поступает в нашу районную библиотеку бесплатно. Значит, его редакция и авторы считают нужным и полезным пропагандировать свои идеи среди русских читателей. Под «бархатной перчаткой» общих любезностей – острые «когти» многовековой ненависти.

Почитаешь «Новую Польшу» и подумаешь: ведь поляки всегда были правы, а Россия, СССР и даже нынешнее наше ельцинско-путинское государство – их исконные враги.

Примеров много. Как известно, советско-польская война 1920 года началась с того, как войска Юзефа Пилсудского захватили Киев. Естественный отпор со стороны РСФСР этой агрессии осуждается. Ни слова в журнале о том, что около 60 тысяч советских военнопленных (точная цифра и сейчас не совсем ясна) погибли от голода, холода, издевательств в польских лагерях.

Пользуясь своей силой, Польша аннексирует по Рижскому договору Западную Украину и Западную Белоруссию. Но возврат этих территорий в состав СССР в 1939 году «Новая Польша» называет оккупацией.