Вивиан Грин - Безумные короли. Личная травма и судьба народов

Настоящей бедой Калигулы было то, что он так всерьёз принимал свою божественную природу, что вступил в мир фантазии с причудливыми проявлениями. Именно погружение в этот фантастический мир лежит в основе его помешательства. Он верил, что был богом. Обожествление, восточное по своему происхождению, стало частью римской имперской традиции, хотя этой чести удостаивались не все (Юлий Цезарь и Август были названы богами после смерти, но Тиберий этой чести не удостоился). Император Веспасиан на ложе смерти мрачно пошутил: «Похоже, я становлюсь богом».

Калигула и пока жил, не сомневался, что он бог и имеет право вести себя как бог и получать соответствующие почести. В одном восточном городе его назвали «Новым Солнцем», он целиком верил в свою божественность и угрожал тем, кто его таковым не считал, заслуженным наказанием. Филон писал: «Он больше не соглашался оставаться в рамках человеческой природы, но начал выходить за них, желая, чтобы его считали богом. Говорят, что в начале этого помешательства он рассуждал следующим образом: так же как руководители животных, пасущие коз, коров и овец, не волы, не козы и не овцы, но люди, обладающие более мощным положением и ресурсами, чем их подопечные, так же и я, который являюсь пастухом лучшего из стад — человечества, должен считаться иным, и не на той же человеческой плоскости, но как счастливый обладатель более могущественного, более божественного положения. И это представление так въелось ему в разум, что глупец носился с ним, как с неопровержимой истиной, хотя в действительности это был лишь плод его фантазии».

Может, он и был глупцом, но глупость его была могущественной и опасной. Он надевал костюм бога и жил в роли бога. Своими чрезмерными тратами он скоро опустошил имперскую казну. Он одевался в богатый шёлк, украшенный драгоценными камнями, носил драгоценные камни на обуви и растворял жемчужины в уксусе, который затем пил. Его называли «princeps avidissimi auri» («принцепс, самый жадный на золото» (лат.). — Пер. ); он кормил своих гостей позолоченным хлебом, а лошадей позолоченным ячменём.

Он претендовал на равное положение с богами, особенно уподобляя себя Юпитеру. В костюме для этой роли, размахивая предполагаемым громом, он бросал вызов самому богу, давая понять, что бог на самом деле самозванец, а он, Калигула, и есть настоящий Юпитер. Чтобы поддержать его заявления, он приказал сконструировать механизм, который производил приемлемую имитацию грома и молнии. Когда Юпитер разговаривал посредством грозы, Калигула повторял вызов Аякса Одиссею из «Илиады»: «Уничтожь меня, или я уничтожу тебя».

И всё же в других случаях он называл Юпитера своим братом и даже утверждал, что разговаривает с ним. Называя себя «Юпитер Лациарис» (написано по-латыни, с. 25, перевод — бог латинских племён), он привлекал к служению себе в качестве жрецов свою жену Цезонию и других лиц, которые были богаты, получая от каждого из них десять миллионов сестерциев в ответ на эту честь. Вступительный взнос Клавдия был столь огромен, что он влез в долг. В конце концов, похоже, что безумию Калигулы нельзя отказать в системе.

«Он построил, — так утверждает Светоний, — специальный храм своему собственному божеству, со жрецами и жертвами самыми избранными. В этом храме была статуя императора в натуральную величину, сделанная из золота, которую каждый день одевали в такую же одежду, как ту, которая была на нём самом. Самые богатые граждане употребляли всё своё влияние, чтобы обеспечить себе место жреца этого культа, и дорого платили за эту честь. Жертвами были фламинго, павлины, цесарки и фазаны, приносимые последовательно каждый день». Когда император спросил актёра Апеллеса, кто из двух Юпитер, или он сам, более велик, актёр естественно заколебался и не ответил немедленно, в результате его подвергли пыткам.

Калигула женился на Цезонии, когда она уже была беременна, и утверждал, что их дочь Друзилла на самом деле была ребёнком Юпитера; младенца поместили на колени статуи бога на Капитолии и богиню Минерву заставили кормить её грудью.

Но логика императору не изменяла. В земном измерении он был женат на Цезонии, а как бог солнца он был женат на луне или по крайней мере вёл с ней беседы и обменивался объятиями, какими бы прохладными они ни были. Однажды он спросил у царедворца Вителлия, не видел ли он его в обществе богини луны, на что тот, не потеряв присутствия духа, ответил: «Нет, господин, только вам, богам, дано встречаться друг с другом».