Его детство породило в нём глубокое неприятие не только власти, но и окружающей среды, в которой он вырос. Он был грузином, который так полностью и не избавился от грузинского акцента, но, может, из-за бессознательного желания отомстить своей стране за то, что она плохо с ним обошлась, он не сочувствовал Грузии и безжалостно подавил национальное восстание в 1921 г. Может быть, его чувство неполноценности усугублялось его физической непривлекательностью, так как он был маленького роста, не больше 5 футов 4 дюймов, и изрыт оспинами. «Его последующее поведение, — как утверждал недавно один из написавших, —
отражало бессознательное и иррациональное желание снять напряжения, вызванные ущербным нарциссизмом, проистекающим из „чрезвычайного различия в его отношениях с жестоким агрессивным отцом и фанатически любящей матерью“, что сделало неизбежным „внутренний конфликт“… (Он) боготворил и ненавидел себя. Первое он воплотил, создав культ собственной личности. Со вторым он боролся, установив царство террора, вынеся ненависть наружу, особенно против тех, кто пробуждал в нём скрытый гомосексуализм».
Такое объяснение может показаться гипотетическим и необоснованным, но остаётся весьма вероятным, что его отношение к своим соратникам объясняется не столько его приверженностью марксизму, сколько тем, что он пережил в детстве и отрочестве.
Его возвышение от пропагандиста левых взглядов и политзаключённого до секретаря партии и, таким образом, фактически, если и не номинально, главы государства после смерти Ленина — это исторический факт. Как только он приобрёл власть, власть, которая компенсировала все неприятности первых лет жизни, он оказался хладнокровным, эгоцентричным, безжалостным, независимым политиком, деспотом по отношению к своим оппонентам. Бухарин замечал:
«Он даже несчастен от того, что не может уверить всех, даже самого себя, что он больше всех, и это его несчастье, может быть, самая человеческая в нём черта, но уже не человеческое, а что-то дьявольское есть в том, что за это самое своё „несчастье“ он не может не мстить людям, всем людям, а особенно тем, кто чем-то выше, лучше его… это маленький, злобный человек, нет, не человек, а дьявол».
Сравнивая его с Лениным, Борис Бажанов утверждал, что тогда как оба обладали маниакальной жаждой власти, Сталин, наверное, стремился к власти, как Чингисхан, не утруждая себя такими рассуждениями, как «А зачем она нужна, эта власть?».
С самого начала русской революции большевистские лидеры Ленин и Троцкий сделали террор оружием политики как для захвата, так и для сохранения власти, так что может показаться, что правление Сталина отличается от их правления только размахом, его безжалостным уничтожением своих предполагаемых врагов: кулаков, священников, его собственных соратников. «Я вспоминал своих друзей и видел только трупы, — говорил Шостакович, — горы трупов». Он с такой ненормальностью уничтожал всех, кто стоял, или, как он думал, стоит у него на пути, ссылал их в гулаговские лагеря или просто пытал и расстреливал, что даже в 1930-е годы могли возникнуть сомнения относительно его нормальности. «Трудно, — признаёт профессор Макнил, — доказать его безумие в конце 1930-х гг., и так же трудно поверить, что около 1937-го года он был в здравом уме».
В процессе возвращения России к внутренней изоляции Сталин фактически вызвал разрушение её экономики, он распространил большевистский империализм, поглотив балтийские государства, он подавлял всякие истинные демократические настроения вплоть до эпохи «перестройки» в 1990-х гг. {8} 8 Видимо, автор хотел сказать, что подавление, царившее при Сталине, сохранилось фактически «вплоть…». — Ред.
Получилось крайне нелепо, что из-за роковой ошибки Гитлера разрушился Советско-германский пакт и Сталин стал союзником Рузвельта и Черчилля, кого он постоянно обманывал и переигрывал. Даже война, которая действительно показала руководящую силу Сталина, и непомерные жертвы, которые русский народ вынужден был принести перед лицом германского нашествия, не могли уничтожить ту фатальную болезнь, которой Сталин заразил страну.
Ограниченный и безжалостный, Сталин был патологически подозрителен, он боялся заговоров, боялся, что его убьют. Пищу, предназначенную для него, сначала проверяли; чай он пил из особых запечатанных пакетиков, которые вскрывал только особый служитель. Даже воздух в его кремлёвской квартире проверяли на ядовитые вещества.
Читать дальше