Б Поршнев - О начале человеческой истории (Проблемы палеопсихологии)

Основное внимание в работе уделено предыстории речи. Привлекая огромный материал по физиологии высшей нервной деятельности, автор анализирует механизм нервной системы, который подготавливает возникновение нейрофизиологического механизма второй сигнальной системы. Руководствуясь принципом историзма в его диалектико-материалистическом понимании, Б. Ф. Поршнев подчеркивает, что методы современной науки позволяют вскрыть глубокие эволюционные слои в психике, мышлении, языке современного человека, что открытия последних десятилетий в области археологии, антропологии, лингвистики и других конкретных научных дисциплин расчищают обширное поле для диалектических обобщений.

Специальная глава посвящена феномену речи, которому придается роль важнейшего регулятора человеческого поведения, детерминанты на пути преобразования предчеловеческих уровней жизнедеятельности в истинно человеческие. Психофизиологическим коррелятом такой регуляции служит вторая сигнальная система. Этому понятию автор придает особое значение, поскольку в психофизиологическом плане вопрос о становлении человека трансформируется им в вопрос о преобразовании первой сигнальной системы во вторую.

Второсигнальное взаимодействие людей складывается из двух главных уровней и в свою очередь делится на первичную фазу -- интердиктивную и вторичную -суггестивную. Проведенные членения позволили автору подойти к раскрытию тонкого и сложного процесса генезиса второсигнальных связей между индивидами.

Раскрывая действие механизма суггестии, автор по существу присоединяется к концепции социального происхождения высших психологических функций человека, развитой известным советским психологом Л. С. Выготским применительно к психическому развитию ребенка. Согласно Выготскому, все высшие психические функции суть интериоризованные социальные отношения. "Человек, -- пишет Выготский, -- и наедине с собой сохраняет функции общения". По мнению Б. Ф. Поршнева, человек в процессе суггестии (внушения) интериоризирует свои реальные отношения с другими индивидами, выступая как бы другим для себя самого, контролирующим, регулирующим и изменяющим благодаря этому собственную деятельность. Этот процесс, согласно автору, уже не может осуществляться в действиях с предметами, он протекает как речевое действие во внутреннем плане. Механизм "обращения к себе" оказывается элементарной ячейкой речи-мышления. Дипластия -- элементарное противоречие мышления -- анализируется автором как выражение исходных для человека социальных отношений "мы - они". Следует подчеркнуть, что в контексте этой главы автор как бы оставляет в стороне достаточно исследованный вопрос о предметном содержании мышления, чтобы резче выделить и специально рассмотреть его социально-генетическое содержание. Однако такое представление, позволяющее детально проанализировать социальную сторону проблемы, оказывается несколько односторонним.

Рассмотрение физиологических оснований тех процессов, которые являются биологической предпосылкой социально-детерминированной речевой деятельности, непосредственно связывается с исследованиями "животно-образных инстинктивных форм труда" (Маркс). Переход от этих последних к собственно человеческому труду как раз и требует анализа формообразующей роли речи и соответственно социального общения. Как отмечается в книге, целесообразный, сознательный труд имеет три необходимых и достаточных основания -- создание орудий, речь и социальность. Они взаимосвязаны и взаимно предполагают друг друга и поэтому могут возникнуть только одновременно.

Методологически Б. Ф. Поршнев прав, разделяя инстинктивный и специфически человеческий труд. Высказывание Энгельса "труд создал человека" имеет смысл лишь в том случае, если мы примем это разделение. Ибо если труд -- это только целесообразная, сознательная деятельность, то он возникает вместе с человеком, и тогда он не может его создать. Объяснить это можно, лишь используя понятие "инстинктивный труд" и выявляя, каким образом и под влиянием каких факторов инстинктивный труд предчеловека превратился в сознательную деятельность. Совершенно очевидно также, что отличие инстинктивного труда от сознательного состоит не в самом факте орудийной деятельности, а во включении сознания и, следовательно, речи, ибо вне речи сознания не существует. Таким образом, общая постановка вопроса в работе и то внимание в связи с этим, которое Б. Ф. Поршнев уделяет палеопсихологии, физиологии высшей нервной деятельности, проблемам речи и мышления не может вызывать принципиальных возражений. Однако, проводя грань между "человеком разумным" и его предками, автор в некоторых случаях недооценивает влияния инстинктивных форм труда на развитие предков человека. Видимо, следует думать, что этапы развития физического облика троглодитид определялись не просто приспособлением к среде, а именно приспособлением к процессу труда. Поэтому инстинктивный труд должен предполагаться как мощный фактор эволюции. Нельзя также недооценивать значения инстинктивного труда для возникновения речи.