Алексей Карпов - Самые знаменитые святые и чудотворцы России

О родителях святого известно немногое. Отец его, Илья Михайлович Сергиев, был бедным причетником (дьячком) в местной деревенской церкви, человеком не очень грамотным. Дед служил священником, как и большинство предков по отцовской линии на протяжении, по крайней мере, 350 лет. «Родители мои были бедны, — рассказывал сам отец Иоанн, — притом отец постоянно хворал; от тяжелых трудов у него болел живот, в котором были не то грыжа, не то рак, от которого он умер рано, 48 лет, в 1851 году».

Мать, Феодора Власьевна, прожила сравнительно долгую жизнь. Она была женщиной простой и глубоко верующей и окончила свои дни в монашеском постриге. Именно мать оказала наибольшее влияние на формирование личности Иоанна, и он всегда относился к ней с любовью и сыновьей покорностью. Так, однажды, когда отец Иоанн был уже прославленным проповедником, он тяжело заболел в самом начале Великого поста, и врачи категорически заявили, что если больной не прекратит пост, он может умереть. Иоанн отвечал, что нарушить пост может лишь с позволения матери. Отправили письмо в Суру. Недели через две от матери пришел ответ: «Посылаю благословение, но скоромной пищи вкушать Великим постом не разрешаю ни в каком случае». Отец Иоанн спокойно подчинился ее воле. «Неужели вы думаете, что я променяю жизнь на благословение матери», — отвечал он врачам. И вскоре, к их удивлению, начал выздоравливать.

Надо сказать, что он часто болел еще в детстве. В день своего семидесятилетия отец Иоанн говорил, обозревая прожитую им долгую жизнь и вспоминая о милости Божией к себе: «Кто из знавших меня в младенчестве мог думать, что я доживу до восьмого десятка лет. Рос я болезненным, слабым, и в самом младенчестве тяжкая болезнь — оспа — едва не свела меня в могилу, на волосок был от смерти, по меткой молве человеческой. Господь сохранил мне жизнь: я оправился и стал возрастать». Истинно, «сила Божия в немощи совершается» (2 Кор. 12: 9).

Семья Сергиевых испытывала крайнюю нужду. Это, безусловно, наложило отпечаток на характер Иоанна. Он рос сосредоточенным, вдумчивым, замкнутым в себе ребенком. Рано узнав, что такое бедность, горе, слезы, он впоследствии с сочувствием и пониманием относился к беднякам.

В «Автобиографии» отец Иоанн вспоминал так: «С самого раннего детства, как только я помню себя, лет четырех или пяти, а может быть и менее, родители приучили меня к молитве и своим религиозным настроением сделали из меня религиозно настроенного мальчика. Дома, на шестом году, отец купил для меня букварь, и мать стала преподавать мне азбуку; но грамота давалась мне туго, что было причиною немалой моей скорби. Долго не давалась мне эта мудрость, но будучи приучен отцом и матерью к молитве, скорбя о неуспехах своего учения, я горячо молился Богу, чтобы Он дал мне разум, и я помню, как вдруг спала точно пелена с моего ума и я стал хорошо понимать учение».

И отец, и мать мечтали о духовной карьере сына. В 1839 году отец, с большим трудом собрав скудные средства, отвез Иоанна в Архангельское церковное училище. Однако на первых порах учение давалось ему очень туго. «Отец мой получал, конечно, самое маленькое жалование, — продолжал отец Иоанн, — так что жить, должно быть, приходилось страшно трудно. Я уже понимал тягостное положение своих родителей, и поэтому моя непонятливость к учению была действительно несчастием. О значении учения для моего будущего я думал мало и печаловался особенно о том, что отец напрасно тратит на мое содержание свои последние средства.

Оставшись в Архангельске совершенно один, я лишился своих руководителей и должен был до всего доходить сам. Среди сверстников по классу я не находил, да и не искал себе поддержки или помощи; все они были способнее меня, и я был последним учеником. На меня напала тоска. Вот тут-то и обратился я за помощью к Вседержителю, и во мне произошла перемена. Я упал на колени и стал горячо молиться. Не знаю, долго ли я пробыл в таком положении, но вдруг точно завеса спала с глаз; как будто раскрылся ум в голове, и мне ясно представился учитель того дня, его урок, и я вспомнил, о чем и что он говорил. И легко, радостно так стало на душе. Никогда я не спал так спокойно, как в ту ночь. Чуть светало, я вскочил с постели, схватил книги, и, о счастье! — читаю гораздо легче, понимаю все. В короткое время подвинулся настолько, что перестал уже быть последним учеником. Чем дальше, тем лучше и лучше успевал и в конце курса одним из первых был переведен в семинарию, в которой окончил курс первым учеником в 1851 году и был послан в Петербургскую академию на казенный счет. Еще будучи в семинарии, я лишился нежно любимого отца, и старушка мать осталась без всяких средств к существованию. Я хотел прямо из семинарии занять место диакона или псаломщика, чтобы иметь возможность содержать ее, но она горячо воспротивилась этому, и я отправился в академию».