Мария Баганова - Всемирная история без цензуры. В циничных фактах и щекотливых мифах

Селин:

«Под запрет попали не только романы, но и памфлеты (кроме, кажется, нескольких страниц из „Безделиц“, да и те урезанные, перекроенные, неполноценные). Немецкая критика всегда замалчивала мои произведения, как литературные, так и политические…Между тем многие французские писатели из числа так называемых антифашистов и участников Сопротивления встречали теплый прием в Германии при нацистском режиме, столь беспощадном к моим книгам. При нацистах переводились, печатались, ставились на сцене, поднимались на щит Мориак, Моруа, Мартен дю Гар, Жюль Ромен и т. д.;…Но их никто сегодня не трогает. Они свободно разгуливают по Парижу. Похоже, 75-я статья не для них. И только я, никогда ни для одной газеты и строчки не написавший, микрофона в глаза не видевший, только я арестован, брошен в тюрьму, только мне угрожает приговор…

Исходя из написанного мною, можно было, разумеется, предположить, что я стану ярым сторонником немцев, но произошло как раз обратное! Превратить подозреваемого в виновного, поставить все с ног на голову, всех одурачить, прибегая к клевете, наглой лжи, фальсификации, выдумкам — излюбленное развлечение всех революций, привычный спорт фанатиков. Использовать возбуждение толпы, чтобы обезглавить ненавистного соперника, — такой фокус не вчера придумали. Это у них называется „карать“… Меня изо всех сил стремятся заставить платить за то, что я писал до войны, хотят, чтобы я искупил мои литературные успехи и тогдашнюю полемику. Все дело в этом».

Но несмотря на столь эмоциональную и аргументированную защиту, Селина сделали козлом отпущения. По сути, его осудили именно за его взгляды, а не за дела.

На процессе в защиту его друга Вигана свидетельствовали многие видные французские актеры и режиссеры с безупречной репутацией, доказывая, что виной всему Селин, а Виган просто был не в силах противостоять его злой воле. Но суд не внял их словам, приговорив актера к десяти годам исправительных работ, поражению в правах и конфискации имущества. Спустя три года его амнистировали, и Виган покинул Францию. Умер он в 1972 году в Аргентине в крайней бедности.

Селин тоже попал под амнистию. В 1951 году он поселился в парижском пригороде Медоне и вернулся к своей основной профессии — врача. Забыв свои человеконенавистнические взгляды, он честно старался искупить свою вину, практикуя в качестве врача для бедных. Новый шумный литературный успех пришел к нему уже перед самой смертью, после появления первых двух томов автобиографической трилогии («Из замка в замок» (1957) и «Север» (1960), третий, завершающий том увидел свет только в 1969 году, через восемь лет после смерти автора.

Не все коллаборационисты дожидались суда. Писатель-фашист Пьер Дриё Ла Рошельпокончил с собой. Получилось это у него с третьей попытки. Первую он совершил в августе 1944 года, приняв смертельную дозу люминала, но его спас неожиданный приход Габриэль, прислуги, успевшей вызвать «скорую помощь». Всего через несколько дней, в больнице, Дриё вскрыл себе вены, но на этот раз ему снова не дали умереть: в его палату зачем-то зашла санитарка. Отложив смерть на полгода, чтобы написать исповедальный очерк «Рассказ о сокровенном», Пьер Дриё Ла Рошель совершил наконец свой уход из жизни мартовским утром 1945 года, когда никто не мог ему помешать — он принял три упаковки снотворного и для верности открыл газовый кран.

В оставленной записке была лишь одна строчка: «На этот раз, Габриэль, позвольте мне уснуть». Ему было 52 года.

Фашистские идеи притягивали этого автора с молодых лет. К тридцатым годам он, по его собственному признанию, был уже «законченным фашистом» и приветствовал приход к власти Гитлера. В 1934 году он издал книгу «Фашистский социализм», где безо всяких экивоков, четко и откровенно изложил свои взгляды:

«Я полагаю, что инстинкт насилия настолько же необходим, извечен и плодотворен для человека, как и инстинкт половой…, он… таится внутри всякого чувства ответственности, внутри любой жажды самопожертвования».

«„Идеология“ — это сила, стремящаяся перебороть другую силу, воплощенную в чужой идеологии: „Любая война предстает как антагонизм двух идеологий <���…>. Мнения противопоставляют не только индивидов, но и целые народы… Природа вещей заключается в том, чтобы одни помыслы вступили в столкновение с другими; именно тогда начинает звучать музыка и раздается вечный рокот барабана войны… Я стану работать и уже поработал во имя установления фашистского режима во Франции, но и завтра я останусь столь же свободным по отношению к нему, каким был вчера“».