Юрий Емельянов - Разгадка 1937 года

О том, что эти взгляды Троцкого были устойчивыми, свидетельствуют его строки из книги, написанной уже в 1930-х годах: «Скудность не только русского феодализма, но и всей истории наиболее удручающее свое выражение находила в отсутствии настоящих средневековых городов, как ремесленно-торговых центров». Троцкий утверждал, что Россия смогла создать «лишь поверхностные подражания более высоких западных образцов», а русская культура дала миру лишь «такие варварские понятия, как „царь“, „погром“ и „кнут“.»

Неприязнь к русской культуре пропагандировал и Бухарин. Если Троцкий не скрывал свою ненависть к «дворянской культуре» России, то Бухарин разжигал ненависть к «крестьянской культуре». В своих «Злых заметках» Бухарин так высказывался по поводу творчества Сергея Есенина: «Реакционные собственнические, религиозные, националистические и хулиганские элементы поэзии Есенина закономерно стали идеологическим знаменем кулацкой контрреволюции, сопротивляющейся социалистической реконструкции деревни».

Объявляя себя решительным борцом против «великодержавного шовинизма», Бухарин на XII съезде партии сказал: «Мы в качестве бывшей великодержавной нации… должны поставить себя в неравное положение… Только при такой политике, когда мы себя искусственно поставим в положение, более низкое по сравнению с другими, только этой ценой мы сможем купить доверие прежде угнетенных наций». На этом основании Бухарин предлагал снять из резолюции съезда пункт, в котором осуждался местный шовинизм.

Возражая ему, Сталин говорил: «Дело в том, что Бухарин не понял сути национального вопроса… Говорят нам, что нельзя обижать националов. Это совершенно правильно, я согласен с этим, — не надо их обижать. Но создавать из этого новую теорию о том, что надо поставить великорусский пролетариат в положение неравноправного в отношении бывших угнетенных наций, — это значит сказать несообразность».

Сталин давал отпор любым попыткам перечеркнуть русскую самобытность и опорочить прошлое России. Об этом свидетельствовало его личное письмо к поэту Демьяну Бедному от 12 декабря 1930 года. В нем он писал: «Весь мир признает теперь, что центр революционного движения переместился из Западной Европы в Россию… Революционные рабочие всех стран единодушно рукоплещут советскому рабочему классу, и прежде всего русскому рабочему классу, авангарду советских рабочих, как признанному своему вождю… А Вы? Вместо того, чтобы осмыслить этот величайший в истории революции процесс и подняться на высоту задач певца передового пролетариата, ушли куда-то в лощину и, запутавшись между скучнейшими цитатами из сочинений Карамзина и не менее скучными изречениями из „Домостроя“, стали возглашать на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения… что „лень“ и стремление „сидеть на печке“ является чуть ли не национальной чертой русских вообще, а значит и — русских рабочих, которые, проделав Октябрьскую революцию, конечно, не перестали быть русскими».

В дальнейшем меры по преодолению экономического и научно-технического отставания нашей страны, предпринятые ее руководством во главе с И. В. Сталиным (ускоренное преобразование хозяйства, создание оборонной промышленности и вооруженных сил, отвечающих современным требованиям, культурная революция в стране, конституционная реформа и другие преобразования), сопровождались изменением отношения в обществе к дореволюционной истории. С нигилистическим отрицанием ценности дореволюционного прошлого России, которое проповедовали лидеры оппозиции, было покончено.

Эта позиция Сталина становилась понятной широкому кругу советских людей. Поэтому патриоты нашей страны, вне зависимости от своего классового происхождения, социального положения и политических взглядов, видели в нем руководителя, способного защитить страну от тех, кому она не была дорога. Они видели в Сталине руководителя, способного противостоять внешним врагам страны и сорвать планы их похода против нее.

Отдавая должное заслугам Сталина в деле создания могучего советского государства, некоторые люди, игнорируя историческую правду и конкретные обстоятельства прошлого, уверяют, будто в своей политике Сталин порвал с марксизмом-ленинизмом. В этом они невольно солидаризируются с противниками Сталина, которые обвиняли его в отказе от марксизма. Еще на обсуждении на заседании Президиума ЦК КПСС 31 декабря 1955 года вопроса о том, стоит ли на XX съезде устраивать дискуссию о Сталине, Хрущев, судя по протоколу заседания, говорил о нем: «Не марксист он». Впоследствии Сталина стали обвинять в измене марксизму.